«Как многие излишне маскулинные копы, он делил мир на две половины – мужскую и женскую. Он никогда не высказывался за то, что женщина должна знать свое место, — он просто не понимал, как строить общение с «парнем в юбке». Женщина может заниматься чем угодно, но при этом должна быть женственной, вот как он считал. Все бы ничего, но Крюгер путал манеры с манерностью, скромность с жеманностью, а женственность с капризностью».
Он сел рядом и спросил:
— Детектив?
— Ага. В фантастическом антураже. Оказывается, я ухитрилась пропустить четыре новых книги одного из любимых авторов. Целый цикл.
— Фантастика как-то прошла мимо меня. Старая земная — уж и вовсе.
Туу-Тикки улыбнулась, повернулась к Грену, натянула длинную оборчатую юбку на колени.
— В двадцатом веке ее писали много. Что-то стало классикой, но в основном она устарела.
— Будущее оказалось не тем, каким его представляли?
— Даже не в этом дело. Гибсона я перечитываю с удовольствием, хотя с деталями будущего он крупно ошибся. Ну, в «Нейроманте». В середине восьмидесятых странно было представить себе, какими окажутся даже двухтысячные. Но основная проблематика до сих пор актуальна — самоосознание искусственного интеллекта. Поскольку его до сих пор не создали…
— Его и у нас не создали. Есть законодательный запрет на работы в этом направлении.
— Забавно. А здесь — на клонирование человека.
— У нас тоже. Даже на клонирование отдельных органов.
Туу-Тикки взяла Грена за руку.
— Надо будет как-нибудь сесть и сравнить миры, — предложила она. — Представляешь, Доминик меня сторонится.
— А Кодзу?
— Он меньше. Но он вообще более контактен. А Доминик, похоже, пребывает в культурном шоке.
— Может, он просто не привык общаться с женщинами.
Туу-Тикки кивнула.
— Где они сейчас? — спросил Грен.
— Позавтракали и уехали в город. Я сняла для них наличные вчера. Пусть развлекаются.
— Они еще не решили, чем будут заниматься и где?
— Мне ничего не говорили. Может, тебе скажут. Я думаю, у них сейчас период накопления информации. Миров вдруг оказалось так много, жизнь так разнообразна. И критерии выбора у них меняются. Сам подумай: они жили в очень жестко структурированном обществе, без возможности резко изменить стиль жизни и сферу деятельности. О многих видах деятельности они даже и не знали. Им может захотеться чего-нибудь совершенно необычного.
Грен обнял Туу-Тикки за плечи и притянул к себе.
— А тебе — хочется чего-нибудь совершенно необычного? — спросил он. — У твоих сестер есть лошади. Одна пишет книги, другая танцует.
— Не знаю, — покачала головой Туу-Тикки. — Видишь ли, они все-таки люди. А я — линяющий ши. Пока процесс линьки не завершится, я не вижу смысла на что-то замахиваться. Могут проснуться совершенно неожиданные способности. Так что я просто продолжаю то, что делала раньше. Вот тексты, например, совершенно не идут. Ни в какую сторону.
— Танцы?
— Разве что как физическая нагрузка для общего развития. Но для этого сгодится что угодно — пилатес, йога, та же верховая езда.
— Пение? Ты поешь иногда. У тебя есть слух и довольно неплохой голос. Сырой, правда.
— Я бы пела, если бы писала хотя бы тексты. А так — мне просто не о чем петь. В моем прежнем круге общения была традиция совместных песен под гитару. Тут у меня нет круга общения. В Сан-Франциско довольно мощная русская диаспора, но меня не тянет к этим людям. Меня что-то вообще не тянет к людям.
— А старые друзья?
— Ты же читаешь мой блог.
— Твой последний пост о церкви и людях собрал довольно много комментариев. И, кстати, я согласен с твоими аргументами.
— Спасибо. Так вот, прежний мой круг общения строился в какой-то степени вокруг моих текстов. В последнее время я писать не могу.
— А драббловый флэшмоб?
— Ну разве что. И то я его забросила. Тематические сообщества я только просматриваю. Подтверждений тому, что я хороша в том, что я делаю, мне не нужно — об этом говорят продажи на Этси и комментарии к готовым работам. Понимаешь, у меня разом исчезли все прежние проблемы, и говорить с людьми мне, в общем-то, не о чем. Я могу кого-то поддержать, откомментировать чужой текст, как раньше, но появилась дистанция. Даже не знаю, как объяснить…
— Дистанция между человеком и ши?
— Наверное.
— «Братья» рассказывали мне, что эльфийская зрелость — это около пятидесяти-шестидесяти человеческих лет. А еще о том, что примерно к тридцати пяти годам заканчивает действовать биологическая программа примата. Может быть, дело в этом?
Туу-Тикки пожала плечами.
— Я не знаю, — сказала она. — В юности я была красива. Так говорили. Потом перестала. Вполне осознанно.
— Ты красива, — убежденно сказал Грен.