Ада Даллас

— Через час.

Удар в челюсть. Ноги у меня стали ватными.

Она прижалась ко мне, прильнула к моим губам, уже не отталкивая мои руки, и я понял, что ради нее готов совершить десяток убийств.

— После, — прошептала она мне на ухо. — После.

Она отодвинулась и с минуту молчала, давая мне возможность перевести дыхание. Затем она сказала, тщательно подбирая слова:

— А теперь слушай. Обычно я встречаюсь с ней на шоссе у рекламного щита в трех или четырех милях отсюда. Она влезает в машину, я отдаю ей деньги и везу ее мили две к ее машине. Она уезжает, и мы не видимся до следующего раза. Сегодня я должна встретиться с ней в четыре часа. Осталось пятьдесят минут. — Она замолчала. — Что… — Она снова остановилась. — Что ты предлагаешь?

Я приказал себе думать, но не мог собраться с мыслями.

— Я… Я не знаю.

Она глубоко вздохнула.

— Что ты скажешь насчет такого плана: ты спрячешься на заднем сиденье, а когда она сядет и я поеду, ты… ты что-нибудь сделаешь.

Колесики завертелись.

— Я ничего не смогу сделать. Слишком опасно. — Небо над мостом было ослепительно синим, облака белыми и пушистыми. Я сидел в машине, замышляя убийство. — Я арестую ее, и мы отвезем ее куда-нибудь…

— Туда, где мы были сейчас.

— Пусть так. Мы отвезем ее туда.

Нам обоим трудно было досказать остальное.

— Отлично, милый, — нашлась она. — Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь.

В машине повисла тишина. Снаружи доносились рокот моторов, шуршанье шин. Чирикала поблизости какая-то птица, на этот раз не сойка. По зеленому полю шел человек.

— А как… Каким образом ты… Как ты это сделаешь?

— Может, мне выстрелить в нее, когда она будет брать у тебя деньги?

— Нет, это надо делать бесшумно. — Секунду она молчала. — Своим пистолетом тебе, наверное, нельзя пользоваться?

— Нельзя. Легко определить, из какого пистолета выпущена пуля. И шум от выстрела.

— А нож?

— Нож годится. Но у меня другая мысль.

Какая?

— Я просто сверну ей шею.

Я слышал, как она ахнула. Впервые она проявила свои истинные чувства. И мне сразу стало легче. Да, замышлять убийство куда легче, чем его совершить.

— Если ее найдут, не станут ли искать человека, знакомого с приемами дзюдо или с чем-то вроде этого? — спросила она.

— Может, и станут.

Мы опять замолчали.

— У меня нет ножа, — сказал я.

— У меня есть.

Она открыла свою сумку и достала небольшой нож с черной рукояткой. Я увидел на нем желтый бойскаутский знак.

— Где ты его взяла?

— Несколько месяцев назад в Капитолии побывал отряд бойскаутов. Когда они ушли, я нашла этот нож и сохранила его, сама не знаю для чего.

Я ничего не сказал. Она продолжала:

— Наверное, понимала для чего.

— Нужно что-то придумать и насчет ее машины, — сказал я. Мне явно стало лучше. Теперь это уже была обычная полицейская задача, решить которую мне предстояло, исходя из чуть других условий. — Ты знаешь, где она ее оставляет?

— Прямо на обочине. Возьмем ключи и отвезем ее куда-нибудь.

— Откуда эта женщина?

— Из Алабамы, — не сразу ответила она.

— Придется, когда стемнеет, отвезти ее машину в Алабаму. Ты будешь ехать за мной, я потом пересяду к тебе.

— Хорошо. — Она помолчала минуту. — Ты можешь снять форму?

— У меня всегда с собой спортивные брюки и рубашка.

— Тогда лучше переодеться.

Правильно. И как это мне не пришло в голову? Я понял, что все еще не хочу об этом думать. Когда ты в форме, все по-другому. Ты почти солдат или почти полицейский. А без формы ты — это ты.

Я взял с заднего сиденья рубашку и брюки, зашел за машину и переоделся.

Мы выкурили по сигарете, и Ада сказала:

— Пора.

Я включил зажигание.

* * *

За целых полмили я увидел на обочине шоссе худощавую женщину в коричневом платье и коричневой шляпе. Я узнал ее в ту же секунду и сообразил, что ее мне предстоит убить.

Ада ехала медленно. Коричневая фигура приближалась, я мог различить лицо под шляпой. Оно было не старым, но и не молодым. Оно было никаким, и только ожидание застыло на нем. Лицо хищника. Нет. Паука. Только на этот раз, красотка, ты и не ведаешь, что тебя ждет. Нет, не ведаешь.

Мы были совсем близко, и я видел, что это злое лицо. Как сказала Ада, этой женщине не место на земле. Убив ведьму, я сделал бы миру одолжение. Старую ведьму-паука.

Тщетно я пытался вызвать в себе ненависть. Я смотрел на нее — она ходила взад и вперед на своих высоких каблуках, — на ее уродливое, застывшее в ожидании лицо, жадно обращенное к потоку машин на шоссе, вглядывающееся и не ведающее, что это мы, потому что она не могла знать моей машины, и думал: «Через полчаса ты будешь мертвой. Сейчас ты жива, но скоро умрешь. В течение секунды ты перейдешь из мира живых в мир мертвых и никогда не вернешься обратно. Никогда».

Я смотрел на нее, и на мгновенье мне почудилось, что это я сам стою на дороге в ожидании смерти.

Если бы я был в форме!