Не отдавая себе отчета в своих действиях, не думая о последствиях, я остановился прямо посреди тротуара, развернул газету и чуть не вскрикнул. Я ждал, что интересующее меня сообщение может появиться в мобилской газете, но то, что оно появилось в газете из Батон-Ружа, застало меня врасплох. В углу первой полосы мне бросился в глаза заголовок:
«НАЙДЕННЫЙ В МОБИЛЕ СКЕЛЕТ ПРИНАДЛЕЖАЛ ЖЕНЩИНЕ»
В заметке, всего из двух абзацев, сообщалось: по заключению судебно-медицинского эксперта, обнаруженный скелет принадлежал женщине примерно лет пятидесяти.
Продолжительное время ничего другого никто не узнает. Потом обнаружат машину без номерного знака и со спиленным номером мотора, что надолго затруднит выяснение личности ее владельца. Следствию потребуется месяцев шесть, чтобы проверить местонахождение всех машин марки «олдсмобил», проданных в Алабаме с начала выпуска модели.
В конце концов, видимо, все же установят фамилию покупателя и, возможно, даже узнают, кто та женщина, чей скелет выудили из реки два маленьких рыболова. И все равно не будет оснований связать эти факты с Луизианой, а тем более с нами. Скорее всего, следствие решит, что женщина стала жертвой гангстеров.
Оснований для беспокойства не было.
Если только я сам не допущу какой-нибудь непростительной глупости.
От меня требовалось лишь одно: осторожность и еще раз осторожность.
Если я ничем не занимал себя, если не придумывал себе какого-нибудь занятия, которое поглощало меня целиком, заставляя действовать быстро и решительно, я начинал почти физически ощущать, как то, что должно произойти, надвигалось, надвигалось, надвигалось…
Господи, куда легче было на войне, где не надо было ни о чем думать. И куда ушли те дни?
Вся моя жизнь заключалась теперь в ожидании того, что найдут в Алабаме. У меня в штате царило затишье. После истории с петицией об «отзыве» Ады все порядком струхнули, никто не хотел подставлять свою шею. Работы у меня не было.
С Адой я уже не мог вести себя так, как в течение тех нескольких недель. Я не мог ею командовать, как и она не могла командовать мною. Мы зашли в тупик.
Порой, ощущая тепло ее тела, прислушиваясь к ее дыханию, я слышал собственный шепот:
— Ты меня ненавидишь, да?
— Да… Да.
— И хочешь меня убить, да?
— Да, я убью тебя.
— Нет, не сумеешь.
— Мерзавец! Ненавижу тебя.
Вот и все — такие разговоры и ожидание. Иногда мне и вправду хотелось, чтобы она попыталась убить меня. Пришлось бы действовать, а это значит, что я живу. Но она не пыталась. Она только мечтала об этом. А я продолжал читать газету из Мобила.
В конце весны в заливе нашли машину.
Сообщение состояло всего из нескольких строк; и отыскал я его не на первой полосе, а где-то на внутренних страницах; едва начав читать, я почувствовал себя так, словно по жилам у меня течет не кровь, а кипяток. Нет, я не испугался, я ощутил удовлетворение. Итак, прибыла еще одна затерявшаяся было посылка.
Я прочел заметку до конца и весь похолодел.
Последняя фраза гласила: «Полицейские утверждают, что личность владельца машины установить уже невозможно и никаких попыток в этом отношении предприниматься не будет».
В тот же день вечером я сообщил новость Аде. Она глубоко, с облегчением вздохнула и воскликнула:
— Прекрасно!
— Но полиция все же может узнать, кому принадлежала машина, — заметил я. — Способов сколько угодно.
— Не слишком-то полицейские надеются на это! — засмеялась Ада и некоторое время пристально и как-то странно смотрела на меня.
Томми Даллас
После долгих месяцев лежания я наконец-то вновь обрел способность передвигаться и на время забыл обо всем остальном. Я бродил по террасе, мне казалось, будто я хожу на чужих ногах, не принадлежащих мне. Знакомым было лишь ощущение гипсового панциря на спине и шее. Все же это был я.
Осторожно, маленькими шажками ходил я взад и вперед, поминутно останавливаясь и чувствуя, как постепенно начинают работать мои мышцы. Это было ощущение, о существовании которого я давно забыл. Словно заново родился.
По газетам я следил за деятельностью Ады: за ее публичными выступлениями, отменой торгового налога, всякими демонстрациями и прочим. На первый взгляд, она высилась над всеми, словно несокрушимая скала, но я-то знал, как обстоит дело в действительности. Я знал, где находятся нити, кто их дергает и что при этом чувствует человек. Его выдают за героя, но он знает, что за спиной у него палочка с нитями и что кто-то дергает их в нужный момент. Сознание того, что сам по себе он ничто, заставляет его страдать. Это заставляло страдать и меня, а сейчас — еще сильнее — Аду. У меня хватило сил выдержать до конца. Сумеет ли выдержать Ада?..
Вскоре после того, как ко мне вернулся голос, газетчики буквально атаковали меня, засыпая вопросами. Они торчали в палате все отведенное врачами время и спрашивали, а я с неизменной любезностью твердил одно: «К сожалению, не располагаю достаточной информацией, чтобы дать исчерпывающий ответ. Вы же видите, ребята, я нахожусь в больнице, давно оторвался от дел…»