Адам

– Так меня любя называл мой отчим, Сан Петрович. Говорил, что я особенная. И ему песня одна нравилась…

– Какая?

Ворона набрала в грудь воздуха, и пропела, как могла, сохраняя ритм и звучание, которое само-собой всплыло из тёмных глубин памяти:

Тикают так, как вулканы поют,

Реки стоят, воду больше не пьют.

Ты – как они, я же как ворона.

Стёкла не бьют, потому что их нет,

Сказка о том, где был солнечный свет,

Я же пою, где поёт ворона.

Кто-то стрелял и хотел напугать,

Я же сижу и не буду стоять,

Я не они, я же как ворона.

Птицы от них улетают совсем,

Город затих, повинуется всем,

Я же лечу, как летит ворона.1

Адам слушал внимательно, даже рот приоткрыл.

– У тебя красивый голос, – наконец, сказал он.

Ворона смутилась.

– Ладно тебе подлизываться, – усмехнулась она, ткнув его в плечо кулаком. – Дам тебе послушать. Батарейки в моём плеере, кажется, ещё живы. Думаю, тебе понравится.

– Хорошо, спасибо, – улыбнулся Адам. – Забудешь, напомню.

– А Адам, твоё настоящее имя? – в свою очередь поинтересовалась девушка. – В наших краях оно редкое. Было, во всяком случае.

Адам пожал плечами:

– Так меня назвал папа. Сказал, что подойдёт мне больше всего. Как новому виду человека.

– А как ты думаешь, такие как ты ещё есть? – спросила Ворона.

Адам снова неопределённо пожал плечами.

– Даже не знаю, – он серьёзно посмотрел на девушку. – Должны быть, мне кажется. Слишком много надо сделать. Один я далеко не всё смогу.

– И все они такие, как ты?

– Это какие?

Вопрос застал Ворону врасплох. От чего-то слова тяжело шли на язык.

– Такие…такие интересные?

– Глупые, хочешь сказать? – засмеялся Адам.

– Почему, глупые? Ты вовсе не глупый, просто, – она помолчала, – согласись, странно видеть человека, который настолько открыт миру, что не боится ни радиации, ни заразы. Да ещё и верит во что-то разумное, доброе, вечное. Верит, что что-то ещё можно изменить к лучшему…

Адам кивнул в ответ.

– Понимаю тебя, – он провёл рукой по волосам, убирая со лба непослушную прядь. – А как ты сама думаешь, можно ли человеку жить без малейшей веры в то, что впереди может быть что-то хорошее.

Ворона не ожидала такого вопроса от, по-сути, ребёнка, коим Адам ей казался.

Она повела плечом:

– Мне кажется, так было бы проще. Хотя бы не надеешься ни на что, и потом не больно от разочарования.

Адам кивнул, и как будто бы помрачнел.

– Тогда, лучше, вообще ничего не ждать, – глухо проговорил он. – Лучше ни во что не верить, ни на что не надеяться и никуда не стремиться. В общем, не жить совсем.

Ворона почувствовала, будто бы ей ударили под дых такой страшной и убийственной логикой.

Ответила она, скорее из странного, мазохистического протеста, сама не желая верить в истинность своего ответа:

– Получается, что так…

Адам улыбнулся одними губами, заглянув ей прямо в глаза. Взгляд чистых сияющих глаз обжёг её, и она ухватилась за этот взгляд как утопающий за протянутую руку.

– Скажи, а зачем вы с отчимом, тогда, искали людей? Ну нашли бы, или не нашли. Дальше что? Умирать за компанию веселее? Или что? А если бы не нашли никого?

Странные слова обожгли Вороне душу.

– Может быть, ты и прав насчёт того, что подыхать вместе как-то веселее…

Адам кивнул, показывая, что он отлично понимает, что Ворона сейчас по странному мазохистическому порыву пытается обмануть сама себя. Пытается сбежать в скорлупу отчаяния и одиночества, боясь признаться себе самой в том, что чувствует на самом деле. И чего по-настоящему хочет. И ей было очень важно, чтобы Адам это увидел и понял. И сказал ей об этом.

– Ты в этом меня пытаешься убедить, или себя? Сама-то ты веришь, что тебя такой расклад устраивает? По глазам вижу, что не веришь. И чувствую в тебе азарт, огонь и упрямство, которые не дадут тебе просто так сложить лапки и пойти ко дну.

– А есть какие-то варианты? – не сдавались отчаяние и злость, оплетающие сердце девушки.

– Выбор есть всегда, – спокойно ответил Адам, – Сейчас в тебе говорит страх. Страх поверить в то, что всё можно исправить и исцелить. Страх поверить в сказку, которая может обернуться обманом. Да, может. Но это не значит, что нельзя хотя бы попробовать. И потом не жалеть, что ничего не сделал. Я, папа, все мы…все мы хотя бы попробуем. Предлагаю то же самое и тебе.

Ворона не ответила.

Они вступили на тропинку, поросшую по краям высокой травой и по-осеннему голым кустарником с редкими пожелтевшими листочками. Дорога петляла между больших, замшелых валунов. Кое-где попадались заржавевшие снаряды, врытые в землю. Где-то среди кустарника даже кусок танковой гусеницы, сквозь прорехи которой проросли высокие сочно-зелёные травы, напоминающие злаки. Где-то далеко, в дымке, Ворона даже разглядела остов подбитого танка, завалившийся чуть набок. Искалеченную машину уже облюбовал странный мох и колючий вьюн. Прохладный ветер нёс горьковатый аромат.

Ракета встал на задние лапки и настороженно осмотрелся. Но, видимо, не обнаружил опасности, и, опустившись на все четыре лапы, потопал следом.

– Куда мы идём? – поинтересовалась Ворона.

– Увидишь, – улыбнулся Адам. – Я тебя с Крыланами познакомлю.

– С кем? – забеспокоилась Ворона.