Адам Бид

Злюшка не могла даже видеть без болезненного волнения, как ее господин смотрел на них; она вскочила в корзинку, через минуту выскочила из нее опять и вела себя с истинно женским безумием, хотя все это время имела умный вид, приличествующий карлице с большой старческой головой и телом на самых коротеньких ножках.

– А! да у вас, я вижу, завелось семейство, мистер Масси? – улыбаясь, сказал Адам, когда вошел в кухню. – Как же это? Я думал, что это против закона здесь.

– Закон? К чему тут искать закона, если мужчина стал до того глуп, что впустил женщину в дом? – сказал Бартль, отворачиваясь от корзинки с некоторой горечью. Он всегда называл Злюшку женщиною и, по-видимому, совершенно потерял сознание, что употреблял фигуральное выражение. – Если б я знал, что Злюшка женщина, я не стал бы удерживать мальчиков, чтоб они утопили ее. Но, получив ее в руки, я должен был оставить ее у себя. А теперь видите, что она принесла мне… плутовка, лицемерка… – Бартль произнес последние слова скрипучим тоном упрека и посмотрел на Злюшку, которая опустила голову и обратила на него глаза с стыдливым выражением. – И распорядилась так, что принесла щенят в воскресенье в самое время службы. Я опять и опять желал бы быть человеком кровожадным, тогда я удавил бы одною веревкой и мать, и щенят.

– Я рад, что не случилось чего-нибудь худшего и что только это задержало вас дома, – сказал Адам. – Я боялся, не захворали ли вы в первой раз в жизни. И я очень сожалел, что вас не было в церкви вчера.

– Да, мой друг, знаю почему, – сказал Бартль ласково, подходя к Адаму и положив руку ему на плечо, которое приходилось почти в уровень с его головою. – Вам выпал трудный путь. Но я надеюсь, что для вас наступит и лучшее время. Мне надо передать вам новости. Но прежде я поужинаю, потому что голоден, очень голоден. Садитесь, садитесь.

Бартль вошел в небольшую кладовую и вынес отличный домашний хлеб; в этом одном он был расточителен в эти дорогие времена. Он ел хлеб раз в день вместо овсяной лепешки и оправдывал себя в этом, говоря, что школьному учителю необходим мозг, а овсяная лепешка слишком много стремится к костям, а не к мозгу. Потом он вынес кусок сыру и квартовый кувшин, увенчанный пеной. Все это он поставил на круглый сосновый стол, придвинутый к большому креслу в углу у печки; с одной стороны стола находилась корзинка Злюшки, с другой – подоконник с немногими сложенными в кучу книгами. Стол был так чист, словно Злюшка была отличная хозяйка в клетчатом переднике; таков же был каменный пол, и старые резные дубовые шкаф, стол и стулья (которые в настоящее время были бы проданы за высокую цену в аристократические дома, хотя в тот период пауковых ножек и накладных купидонов Бартль приобрел их за бесценок) были настолько свободны от пыли, насколько могли быть все вещи к концу летнего дня.

– Ну же, мой друг, принимайтесь, принимайтесь! Не станем говорить о делах, пока не поужинаем. Никто не может быть умен при пустом желудке. Но, – сказал Бартль, снова вставая с кресла, – я должен подать ужин и Злюшке – провались она! – хотя она и употребит его на то, чтоб напитать этих ненужных щенят. Женщины все бывают одинаковы… У них нет ума, который им нужно было бы питать, таким образом, корм их обращается или на жир или на щенят.

Он вынес из кладовой тарелку с остатками; Злюшка тотчас же устремила на нее глаза и, выскочив из корзинки, принялась лизать с необычайною поспешностью.

– Я уже поужинал, мистер Масси, – сказал Адам, – и посижу так, пока вы будете ужинать. Я был на мызе, а там, вы знаете, ужинают рано – там не любят поздней поры.

– Я не знаю распределения времени там, – сказал Бартль сухо, нарезывая хлеб и не пренебрегая коркой. – В этот дом я хожу редко, хотя и люблю мальчиков, да и Мартин Пойзер человек хороший. Для меня в этом доме слишком много женщин, а я ненавижу звук женских голосов: они всегда или жужжат или пищат, жужжат или пищат. Мистрис Пойзер покрывает разговор своим голосом, как дудка; что ж касается молодых девушек, то мне смотреть на них – все равно что смотреть на водяные куколки… ведь я знаю что из них выйдет… жалящие комары… да, жалящие комары. Вот, выпейте-ка элю, мой друг, он налит для вас.

– Нет, мистер Масси, – сказал Адам, которому причуды своего старого друга казались сегодня серьезнее обыкновенного, – не будьте так жестоки к существам, которых Бог создал быть нашими спутницами в жизни. Рабочему человеку было бы плохо жить без жены, которая должна смотреть за домом и пищей и вносить в дом чистоту и спокойствие.