– А мне становится несколько страшно, – сказал мистер Пойзер, – когда подумаю, что мы, может быть, должны будем оставить этот дом и взять ферму милях в двадцати отсюда.
– Э-э-эх! – сказал старик, выпучив глаза на пол и размахивая вверх и вниз руками, опиравшимися на локотники его кресла. – Плохая будет это история, если мне придется оставить старое место и если меня похоронят в чужом приходе. Да и тебе, может, придется платить двойную цену за ферму, добавил он, взглянув на сына.
– Ну, батюшка, не тревожься прежде времени, – возразил Мартин-младший, – может быть, капитан возвратится домой и помирит нас с старым сквайром: я крепко рассчитываю на это. Ведь я знаю, капитан хочет, чтоб всем оказывали должную справедливость, где только это зависит от него.
XXXV. Тайный страх
Адам был очень занят в это время, от начала ноября и до начала февраля, и только изредка мог видеть Хетти, кроме воскресенья; несмотря на то, это было счастливое время, потому что оно все ближе и ближе придвигало к нему март, когда назначена была их свадьба. Все незначительные приготовления к новому хозяйству указывали на то, что желанный день приближался все более и более. Две новые комнаты были надстроены к старому дому, так как, после всех рассуждений, мать и Сет оставались жить с ними. Лисбет плакала так жалобно при мысли о расставании с Адамом, что он пошел к Хетти и спросил ее, будет ли она, из любви к нему, переносить странности его матери и согласится ли жить с нею. К его немалому восторгу, Хетти отвечала: «Да, мне все равно, живет ли она с нами или нет». Мысли Хетти в это время тяготило затруднение, которое было гораздо хуже странностей бедной Лисбет, и потому ей было не до них. Таким образом, Адам был утешен в своих обманутых ожиданиях, причиненных Сетом, когда последний возвратился из Снофильда, куда ходил, чтоб видеть Дину, и сказал: «Напрасно ходил я туда… сердце не влечет Дину к замужеству». Когда он сказал своей матери, что Хетти согласна на то, чтоб они жили вместе, и не было более нужды думать им о расставании, она сказала более довольным тоном, чем говорила с того времени, когда он сообщил ей о своем намерении жениться: «Голубчик мой, да я буду так тиха, как старая кошка, и работать только то, что она оставит мне и чего сама не захочет делать. Тогда нам не нужно будет делиться тарелками и всеми другими вещами, которые стояли все вместе на полке с твоего рождения».
Только одно облако омрачало по временам счастье Адама: Хетти казалась иногда несчастной. Но на все его заботливые, нежные вопросы она решительно отвечала, что была совершенно довольна и не желала ничего иного. И когда он видел ее в следующий раз, она была живее обыкновенного. Может быть, это происходило оттого, что она была слишком обременена работой и хлопотами в это время, так как вскоре после Рождества мистрис Пойзер снова захворала простудой, перешедшей в воспаление. Эта болезнь заставила ее не выходить из комнаты весь январь. Хетти должна была заправлять всем хозяйством внизу и вполовину даже заменять Молли в то время, как эта добрая девушка ухаживала за своей госпожой. И Хетти, казалось, предавалась своим новым занятиям с такою ревностью, работала с таким важным прилежанием, которое не обнаруживалось в ней прежде, что мистер Пойзер нередко говорил Адаму, не желает ли она показать тем ему, какой будет хорошею хозяйкою. «Боюсь только, – прибавлял добродушный человек, – чтоб девушка не пересилила себя; ей нужно будет отдохнуть немного, когда тетке можно будет сойти вниз».
Это желанное событие, когда мистрис Пойзер сошла вниз, произошло в первых числах февраля, когда мягкая погода согнала с бинтонских гор последний снег. В один из этих дней, вскоре после того, как тетка сошла вниз, Хетти отправилась в Треддльстон закупить кой-какие вещи к свадьбе, которые были нужны в хозяйстве и о которых она не позаботилась ранее, за что подверглась выговору со стороны мистрис Пойзер, заметившей, что, по ее мнению, «Хетти не позаботилась об этих вещах оттого, что они были не напоказ, а то она купила бы их довольно скоро».