– Вспомните, – продолжал мистер Ирвайн, – что, кроме вас самих, Адам, есть еще другие, о которых надобно подумать и для которых надобно действовать. Есть родные Хетти, добрые Пойзеры, для которых этот удар будет так тягостен, что я не могу без содрогания подумать о том. Я надеюсь на вашу нравственную силу, Адам, на ваше чувство долга перед Богом и людьми и твердо убежден, что вы постараетесь действовать до тех пор, пока ваша деятельность может приносить какую-нибудь пользу.
В действительности мистер Ирвайн предложил поехать в Стонитон только для пользы самого Адама. Лучшим средством противодействовать силе страдания в это первое время было движение с некоторой целью впереди.
– Хотите вы ехать со мною в Стонитон, Адам? – спросил он еще раз после минутного молчания. – Нам надобно узнать, действительно ли Хетти находится там.
– Да, сэр, – отвечал Адам. – Я сделаю то, что вы считаете нужным. Но люди на господской мызе…
– Я хочу, чтоб они не знали, пока я не возвращусь, и тогда я сам сообщу им об этом; тогда я буду уже вполне убежден в том, в чем я еще не совершенно убежден теперь, и возвращусь как только можно скорее. Пойдемте же теперь, лошади готовы.
XL. Разлив горя
Мистер Ирвайн возвратился из Стонитона в почтовой карете в эту же ночь. Когда он вошел в дом, то Карроль тотчас же сообщил ему, что сквайр Донниторн умер, его нашли мертвым в постели в десять часов утра; а мистрис Ирвайн приказала сказать, что она не будет спать, когда мистер Ирвайн приедет домой, и просит его не ложиться, не повидавшись с ней.
– А, Адольф, наконец-то! – сказала мистрис Ирвайн, когда ее сын вошел в комнату. – Итак, беспокойство и упадок духа старого джентльмена, заставившие его послать за Артуром столь внезапно, действительно имели значение. Карроль, я предполагаю, сообщил вам, что Донниторна нашли мертвым в постели сегодня утром. Другой раз вы поверите моим предвещаниям, хотя, вероятно, мне придется в моей жизни предсказать еще только мою смерть.
– Что ж сделали относительно Артура? – спросил мистер Ирвайн. – Послали ли кого-нибудь, чтоб дождаться его в Ливерпуле?
– Да, Ральф поехал туда еще прежде, чем мы получили известие о случившемся. Дорогой Артур, я еще при жизни увижу его господином на Лесной Даче, увижу, как при нем наступит хорошее время для его имения, так как он человек великодушный. Он теперь будет счастлив, как король.
Мистер Ирвайн не мог удержать слабый стон: он измучился от беспокойства и усталости, и легкие слова его матери были для него почти невыносимы.
– Отчего вы так грустны, Адольф? Нет ли у вас дурных известий? Или вы думаете об опасности, которой может подвергнуться Артур, переезжая через этот страшный Ирландский канал в такое время года?
– Нет, матушка, я не думаю об этом. Но я вовсе не расположен к веселью именно в настоящее время.
– Вас утомили дела, для которых вы ездили в Стонитон. Ради Бога, что же это такое, что вы не можете мне рассказать об этом?
– Вы узнаете об этом со временем, матушка. Но я поступил бы дурно, рассказав вам теперь. Прощайте. Вы скоро уснете теперь, так как вам нечего более слушать.
Мистер Ирвайн отказался от своего намерения послать письмо навстречу Артуру, так как оно теперь не ускорило бы его возвращения. Известие о смерти деда заставит его возвратиться, как только он может скорее. Теперь он мог лечь спать и предаться необходимому отдыху. Утром ему предстояла тяжкая обязанность сообщить свои горестные вести на господской мызе и в доме Адама.
Адам не возвратился сам из Стонитона: хотя он и не имел мужества видеть Хетти, все же не мог и оставаться вдали от нее.
– К чему мне ехать с вами, сэр? – сказал он священнику. – Я не могу идти на работу, пока она находится здесь, и мне будет невыносимо видеть вещи и людей, окружающих меня дома. Я поселюсь здесь в каком-нибудь уголке, откуда мне видны будут стены тюрьмы, и, может быть, со временем я буду в состоянии увидеть и
Адам не был поколеблен в своем убеждении, что Хетти была невинна в преступлении, в котором ее обвиняли. Мистер Ирвайн, чувствуя, что убеждение в вине Хетти было бы для Адама новым разрушительным ударом при несчастье, уже тяготевшем над ним, не сообщил ему фактов, которые в нем самом не оставляли никакой надежды. Не было никакого основания сразу бросить на Адама всю тяжесть несчастья, и мистер Ирвайн, при прощании, сказал только:
– Если очевидные доказательства в ее виновности будут слишком сильны, Адам, то мы все еще можем надеяться на прощение. Ее юность и другие обстоятельства могут служить ей некоторым оправданием.