Адам Бид

Таково было душевное состояние Адама во вторую осень его горя. Вы знаете, что его занятия всегда были частью его религии, и с самого раннего возраста он видел ясно, что, занимаясь своим делом хорошо, он следует воле Божьей, что его занятие было тою формою Божьей воли, которая более всего непосредственно касалась его. Но теперь для него уже не существовало пыла мечтаний за этою действительностью, озаряемой дневным светом, не было праздничного времени в будничном свете, ни мгновения вдали, когда долг снимет с него свою железную рукавицу и латы и нежно успокоит его на груди. Он видел только одну картину будущности, состоящую из тяжелых рабочих дней, подобных тем, которые он переживал, с возраставшими с каждой неделей довольством и интересом; он думал, что любовь будет для него одним лишь живым воспоминанием, членом подрезанным, но не лишившимся сознания. Он не знал, что власть любви между тем приобретала в его сердце новую силу, что новая чувствительность, купленная глубоким опытом, была бесчисленными новыми фибрами, посредством которых было возможно, даже необходимо, чтоб его природа нашла другую. А между тем он замечал, что обыкновенное расположение и дружба были теперь драгоценнее для него, чем, бывало, прежде, что он больше привязывался к матери и Сету и чувствовал невыразимое удовольствие, видя или воображая, что их счастье увеличивалось хотя чем-нибудь. То же было и относительно Пойзеров. Едва ли проходило более трех или четырех дней без того, чтоб он не почувствовал потребности видеться с ними и обменяться дружескими словами и взглядами: он, вероятно, чувствовал бы это даже и тогда, если б Дина была с ними; но он сказал только простейшую истину, сообщив Дине, что ставил ее над всеми прочими друзьями на свете. Могло ли что-нибудь быть естественнее? В самые мрачные моменты его воспоминаний мысль о Дине всегда представлялась ему первым лучом возвращавшегося спокойствия: мрак первых дней на господской мызе был мало-помалу обращен в мягкое месячное сияние ее присутствием; то же было и в хижине, потому что она приходила каждую свободную минуту утешать и успокаивать бедную Лисбет, пораженную при виде исхудалого от горя лица своего возлюбленного Адама страхом, который заглушил даже ее привычку жаловаться. Он привык наблюдать за ее легкими, тихими движениями, ее милым, полным любви обращением с детьми, когда приходил на господскую мызу, прислушиваться к звуку ее голоса, как к беспрестанно повторявшейся музыке, думать, что все, что она говорила или делала, было именно так, как следовало, и не могло быть лучше. При всем своем уме он не мог порицать ее за то, что она слишком баловала детей, сделавших из Дины-проповедницы, перед которою нередко несколько трепетала толпа грубых мужчин, удобную домашнюю рабу, хотя Дина сама несколько стыдилась своей слабости и переносила внутреннюю борьбу относительно отступления от наставлений Соломоновых. Одно только могло бы быть лучше: пусть бы она полюбила Сета и согласилась выйти за него замуж. Ради брата он чувствовал некоторое огорчение и против воли с сожалением думал о том, как Дина, сделавшись женой Сета, сделала бы дом их счастливым для них всех, как она была бы единственным существом, которое утешало бы его мать и превратило бы ее последние дни в дни мира и покоя.

«Право, удивительно, что она не любит парня, – думал иногда Адам. – Ведь всякий подумал бы, что он просто создан для нее. Но ее сердце так сильно занято другими предметами. Она одна из тех женщин, которые не чувствуют влечения к тому, чтоб иметь мужа и собственных детей. Она думает, что тогда все ее помыслы будут наполнены ее собственной жизнью, а она так привыкла жить в заботах других людей, что не может вынести мысли о том, как ее сердце будет закрыто для них. Я довольно хорошо вижу, в чем дело. Она не одного покроя с большей частью женщин: я видел это уже давно. Она тогда только довольна, когда помогает кому-нибудь, и брат помешал бы ее образу действия – это справедливо. Я не имею никакого права соображать и думать, что было бы лучше, если б она вышла за Сета, словно я умнее ее или даже умнее самого Бога, потому что Он создал ее такой, какова она есть, и это величайшая благодать, которую я когда-либо получал из Его рук, да еще и другие, кроме меня».