Адам, Ева и Рязань. Записки о русском пространстве

Больше всего я хотел видеть в Риме Колизей и катакомбы. Есть два места в мире, два магнитных полюса земли – Рим и Соловки. Там пролилось столько крови христиан, что сама земля стала святыней… На Соловках я был и примерно представлял, как можно умереть летней белой ночью на берегу Белого моря. Там небо, море и земля как изнанка жемчужной раковины. Там наступает очарованность голосом неба и мерцанием моря, и ты забываешь прошлую жизнь.

Не знаю, как умирать в Риме. Возможно, на миру и смерть красна. Когда ревет стадион, хорошо «сделать» его и сказать:

– Велик и славен христианский Бог!

И упиться ревом трибун как твоей и Христовой победой.

Я думал, что когда приду в Колизей, то увижу там в центре арены крест, подойду к нему, упаду на землю крестом, поцелую землю и скажу Христу:

– Не умею пролить кровь. Прими слезу вместо крови.

Но оказалось, что арена разрыта, и вместо песчаного поля там руины, уходящие на три этажа в землю. И встать там никак нельзя.

Зато крест есть при входе – большой, деревянный, а на нем прибита медная дощечка с «ласточкиными хвостами». Это римский знак раба-отпущенника.

Толпа напирает. Лечь некуда и неудобно. Я встал на колени. Жена и дочь застеснялись и отошли, и сделали вид, что не со мной пришли. Стою на коленях и пою пасхальное – а спина словно дымится. Думаю, мне в спину дышат и удивляются как варвару.

Напирает толпа, толкаются. Я оборачиваюсь… За мной стоит на коленях человек десять.

Я встал. И они встали и говорят:

– Данке!

Больше ничего интересного в Колизее не было.

* * *

Еду в катакомбы и думаю – может, там увижу подсказку, как люди из смерти умели извлечь радость. Вдруг в передние двери входит старик. Настоящий итальянский старик: длинное черное пальто, красный шарф, черный берет, из-под берета длинные серебряные волосы, а в руках огромная трость-зонт. Чисто персонаж Феллини!

Я уступаю место. Старик благосклонно наклоняет голову и манерно спрашивает:

– Инглиз?

– Но. Русо.

– Русо!!!!

На моей голове тоже черный берет. Парусиновая куртка и красный шарф. Как еще должен одеваться русский?

А старик как закричит на весь автобус:

– Синьори, ест русо!

Синьоры и синьориты глянули. Я растерялся.

Старик вскочил и взмахнул руками:

– Русия – мон амор!

Синьори улыбнулись, и я подумал, что переход из статуса инглиза в статус русо в два раза повысил мою котировку.

– Си дове? Вы куда едет?

– Катакомбы.

– Синьори!!! Квесто русо – христиано! Меракле!

Он вскочил и обнял меня. А что? Наша вера – единственная конвертируемая валюта.

– Я воевать Сталинград. Меня брал плен. На Урал. Ваши женщина христиане кормить нас. Они давал мне картошка. И я плакал. Они настоящие матроны. Они спасал нас. Они святые. Я молился. И они молился. Вы их внук. Я хочу вас целовать. Синьори! Русо христиано – гранде христиано!

Он говорил что-то минут пятнадцать, и я радовался. Христос обнимал нас сразу всех: и уральских баб, и итальянца, и меня.

* * *

Катакомбы – это те же Киевские пещеры, но по бокам не только святые, а и могилы обычных граждан Рима. Экскурсовод что-то говорит по-английски, которого я почти не знаю, говорит как в театре, прижимая руки к сердцу и обмирая. Вышли в огромную пещеру, а в ней крест. Спрашиваю даму:

– Можно помолиться?

– Ес.

Я встал на колени:

– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!

Оборачиваюсь, а пожилая пара немцев тоже стоит на коленях и поет. Я им:

– Кристо резурекси!

Они:

– Веро резурекси!

И мы засмеялись. И стал Рим как родной. Это всегда так: как постоял на службе в чужом городе, так он и стал родным.

* * *

Пошел на то место, где стоит базилика, в которой хранятся вериги апостола Петра. Вечер. Тихо плещет вода в фонтане. Умылся, попил, глянул на небо в барашках, и что-то подкатило к сердцу. Попытался понять словами, а оно само прорвалось:

– Здравствуй, Рим! Я вернулся.

Рим не мать. Рим не отец. Он как дед. Умный. Сильный. Настоящий.

Но Москва – не Третий Рим. Вообще ни разу не Рим.

Первый Рим – закон и честь человека на земле. Второй Рим – честь человека перед Богом. Третий Рим – это принцип, соединяющий честь человека и Бога на земле.

В Москве нет ни земной римской чести гражданина, ни небесной устремленности Константинополя. Москва – это сумбур, 1000 лет своеволия дворян, не слышавших ни о каком римском праве, схвативших Церковь за горло. Никакой Симфонии граждан, власти и Церкви. Только очаги святости, возникшие не «потому что», а «вопреки». В России свободными от дворянской власти варварских нобилей были только казаки, поморы и евреи. Как Рим может быть в рабстве? Наши нобили угробили страну тем, что позиционировали ее как христианскую державу, а правили как сатрапией. Народу говорили о Христе, а правили как стадом. И народ этого не простил. Наши патриции провалили миссию Третьего Рима. Но свой Колизей у нас есть – Соловки – место святой крови.

* * *

Забрел в Ботанический сад. Снег, бамбук, и в бамбуке – зеленый попугай.

А под огромным кактусом в бочке увидел брата – русского голубого кота. Стал ему мять ушки, чесать скулу, и вдруг – еще две руки и слова: