— Может, ты и прав. Однако он сделал немало полезного… В чем-то я понимаю его. Он всегда напрочь отвергал все, что, по его мнению, выходило за пределы намеченного курса или искажало его. Он считал это отступничеством. Держаться курса, не отклоняться ни в чем! Это было единственно правильным и верным. Наверху все знают… Всегда знали. Благодаря тому мы и живем теперь при социализме… Вот как он думает… Но забывает об одном: курс питается живительными токами, идущими не только сверху вниз, но и снизу вверх. Обстоятельства меняются, возникают новые, и они не укладываются в готовую формулу. Социализм — дело живое. Как раз потому и не легкое. Сам небось знаешь. Ей-богу, Адам, все не так просто, как представляется. Ты меня понимаешь?
— Конечно. Но тогда почему…
— Погоди, — остановил он меня. — Всему свое время. Давай обсудим твои дела.
По каким-то соображениям Ситаржу расхотелось говорить о Паточке.
Тут что-то крикнула Луцка, и Ева, извинившись, нехотя поднялась. Ситарж поглядел ей вслед.
— Твоя помощница?
— Все, что связано с персиковой плантацией, вместе поднимаем.
— Повезло тебе! — проговорил он. Это прозвучало похвалой.
— Пожалуй.
Он не сводил с меня пристального взгляда.
— Еще один вопрос. Собственно, два. В этом новом саду, который ты собираешься разбить вместо приусадебных участков, вы на самом деле хотите посадить яблони?
— Лучшей земли, чем там, для яблонь не найти. Сам увидишь, если взглянешь на карту и план. Климатические условия на площади всего ареала приблизительно равные. Спокойные пологие спуски, обращенные к северу и северо-востоку. Структура почв тоже в общем одинаковая. Глубокий плодородный слой средней зернистости. Главным образом… Но определенная разница в структуре и рельефе земли имеется. С учетом этого наш план предусматривает цельные участки размером около двадцати гектаров. Персики прижились бы на том склоне, что тянется на противоположной от леса стороне. Там им было бы лучше всего… Даже вишня не требует столько перегноя, сколько яблоня. Яблоня не терпит известковых почв. Ты вот сказал, что всему свое время, но всему и свое место.
Взгляд его засветился.
— Да уж, эта твоя затея с персиками! Признаться… были такие моменты, когда и я начинал сомневаться, не безумие ли это. Не слишком ли далеко занесся ты в своих фантазиях. Однако персики налицо. Так, во всяком случае, представляется…
— Нужно было поточнее определить условия, — заметил я. — Какие сорта, когда и где высаживать, чтоб они прижились. В сущности, все сводилось к тому, чтобы переменить время и место посадок и подобрать нужные сорта. Я сознательно высаживаю их в пору вегетации, ни в коем случае не во время зимнего сна. На северной стороне. Собственно, я выращиваю их как кустарниковые породы, никаких высоких дерев. Ствол чуть ли не у самой земли раскидывает плодоносные ветви. На зиму к низкорослому деревцу мы подгребаем слой грунта, он предохраняет растение от морозов. При сильных морозах страдает лишь крона, закрытая часть цела и невредима, и весной с ее помощью ветки быстро идут в рост. Год спустя дерево снова плодоносит… Вот и все.
— Не так уж мало, — помолчав, заметил Ситарж. — Насколько я понимаю, это значит отвергнуть до сих пор существовавший способ выращивания персиков, то есть произвести настоящую революцию. И это в условиях, совершенно отличных от тех, из которых исходит государственная норма.
— Доказательства нашей правоты у нас налицо, — сказал я. — Персики нашей первой опытной плантации плодоносят из года в год. Деревца, взращенные новым способом, куда устойчивее. Устойчивее абрикосов.
Ситарж раздумчиво покачивал головой.
— Ты мечтатель, но к тому же и упрямый практик, — произнес он наконец.
— А иначе не получается. Нигде. Даже в любви, — рассмеялся я.
— Ах, дьявол! — восхитился он. — Ладно. Но не думай, что уже все в порядке. Нужно еще посмотреть твои бумаги. Всю разработку.
— Другого я и не прошу. Пока… Это реальный сбалансированный план.
В эту минуту к нам вернулась Ева. Принесла хлеб и яичницу, поджаренную на шпиге, густо посыпанную свежим зеленым луком.
— Наверное, не откажетесь.
— Конечно, не откажемся, — отозвался Ситарж. — Но можно бы и обойтись.
Ева дружески и открыто взглянула на него.
— Знаете, сколько на свете вещей, без которых можно обойтись, а все же приятно, коли они есть. Жалко, если бы их не было.
Она присела, доверчиво положив руку мне на плечо.
Мы чокнулись.
Держа бокал в руке, Ситарж довольно щурился. Я понимал, что в эту минуту для него не существовало ни прокуренных стен канцелярии, ни груды сведений и резолюций, ни бесконечных совещаний, телефонных звонков и собраний, ни просителей, добивающихся приема, ни их сетований и жалоб.
— Да. Мне здесь нравится, — еще раз повторил он. И тихонько, словно про себя, добавил: — Неужели так еще бывает? Адам и Ева… Как при сотворении мира.
— Да ведь во всякую минуту что-то сотворяется. Началам нет конца. Такая вот вечная напасть, она же и счастье.