— Да, какую-нибудь уловку. Вот, скажем, когда я был маленьким, мне тоже пришлось кое-что выдумать. Дело в том, что я боялся погреба, а мама все время посылала меня туда за сидром. Поэтому, когда я оказывался на нижней ступени лестницы, то начинал насвистывать один старинный марш. Под громкий свист я шествовал к бочке с сидром, которая стояла в самом дальнем, темном и страшном углу. Тот, кто свистит, показывает, что ничего не боится, — так я думал. Услышав меня, вор тут же бросится наутек! Так свистом я помогал себе побеждать страх.
— Но я не умею свистеть, — сказала Нелли удрученно. — Когда я пытаюсь, вылетает какой-то тоненький, еле слышный мышиный писк…
Она надула щеки и сложила губы дудочкой, чтобы продемонстрировать господину Зиштохаю свои малые способности, но тот сказал:
— Я вовсе не имел в виду, что тебе надо непременно свистеть! Существует куча других хитростей! Надо найти что-нибудь такое, что отвлекало бы тебя. Чтоб ничья болтовня не раздражала. Давай-ка вместе подумаем, авось придет счастливая мысль.
И они некоторое время молча думали.
Наконец Нелли и впрямь пришла в голову идея.
— Я знаете что вспомнила? Еще совсем недавно я ужасно боялась грозы! Как-то я была дома одна, и тут загремел гром, засверкали молнии. Я забилась в угол и от страха начала придумывать рифмы:
И дальше в том же духе. Потом я даже забыла про гром и все пыталась сочинить какие-то новые смешные рифмы.
— Вот оно, твое секретное оружие! — восторженно произнес господин Зиштохай. — Тебе надо сочинять рифмы, Нелли! Заклички, волшебные заклички против злости!
— Думаете, я и против злости что-нибудь придумаю?
— Ни секунды не сомневаюсь, — сказал господин Зиштохай и начал убирать со стола, а Нелли взяла с раковины тряпку и протерла стол.
Потом господин Зиштохай вымыл посуду.
— А вам и сегодня еще требуется такая хитрость? — спросила Нелли, вытирая насухо тарелку.
— Ну конечно. — Господин Зиштохай улыбнулся.
— Ой, расскажите, пожалуйста!
— Что ж, — начал господин Зиштохай, — у меня, как и у каждого, есть в жизни свои проблемы. К примеру, когда моя жена умерла, я почувствовал себя тоскливо и одиноко. Пятьдесят два года вместе — и вдруг один как перст!
— Не считая курицы! — быстро вставила Нелли.
Господин Зиштохай кивнул.
— Я заперся в четырех стенах и предался унынию. Ох и плохи были мои дела тогда. Пока в один прекрасный день я не взял себя в руки и не сказал сам себе: «Если так дальше пойдет, Зиштохай, ты превратишься в угрюмого сыча!»
Я снял со счета все накопления и совершил два путешествия: одно в Кёльн — там я увидел знаменитый собор и Рейн. А другое в Геную — там я увидел Средиземное море. Из каждой поездки я посылал себе несколько видовых открыток. Когда же наконец я вернулся домой, то в голове была ясность, а в душе — покой. Моя память хранит светлые картины — на черный день. Если же на меня теперь нападает хандра, я начинаю рассматривать открытки и вспоминать…
— А вы уже больше не путешествуете?
— Нет, меня уже не тянет в далекие края. Хочется сидеть дома и, растягивая удовольствие, лакомиться воспоминаниями, как белка орешками в зимнюю пору.
— А разве у вас уже зима, господин Зиштохай?
— У тебя весна, а у меня зима. Но и в зиме есть своя прелесть. Иногда я выхожу прогуляться в город, пью кофе в уютном кафе универмага. Но это уже другая хитрость!
— Ну расскажите, ну пожалуйста, — попросила Нелли. Кухонным полотенцем она аккуратно протирала погнутую дужку венчика-сбивалки.
— Ты меня просто выпотрошишь своими расспросами! — засмеялся господин Зиштохай. — Знаешь, в мои годы докучают разные болячки, особенно перед сменой погоды. Тогда мне становится тоскливо, и я начинаю думать: «Зиштохай, ты просто старая развалина!» Но потом…
— Что потом? — не унималась Нелли.
— Потом я стараюсь перехитрить свою тоску. Я еду в центр города, захожу в небольшое кафе в каком-нибудь огромном универмаге, подсаживаюсь как можно ближе к старым женщинам. В кафе вообще чертовски много женщин. Они сидят там тесными группками — почти все в черных одеждах. Они кажутся мне воронами, когда, напыжившись, переговариваются каркающими голосами и мелко подергивают головами.
Я подсаживаюсь к ним поближе и прислушиваюсь к их разговорам.
А говорят они всегда об одном и том же. О болезнях! О бесконечных болезнях!
И одна-то хуже другой, и всеми-то они сами переболели…
Или от одной из этих самых болезней на прошлой неделе скончался кто-либо из их близких родственников.
Вот послушаешь, послушаешь и скажешь себе: «Старина Зиштохай, да ты еще парень хоть куда! По сравнению с ними — здоров как бык!»
Так-то вот, затем я расплачиваюсь и еду домой.
Это и есть мой секрет.
— Теперь, кажется, до меня дошло, — сказала Нелли и убрала сухие тарелки в буфет. — Очень хочется поскорее узнать, как сработает мой секрет. Вы думаете, получится?