Адам, Сюзанна и другие герои

— Я и другие блюда готовить умею, — сказала Нелли гордо. — А что, если ты будешь теперь со мной обедать, пока мама в больнице? Она ведь разрешит?

— Думаю, что да, — сказала Анита. — Она же знает, как я не люблю ходить к тете.

На тарелке остался кусочек яичницы.

— Это тебе! — Анита подвинула тарелку к Нелли.

— Нет, тебе! — Нелли подвинула тарелку обратно. — Я и так толстая!

— А знаешь, по-моему, ты немного похудела. Я уже давно заметила. В груди платье стало великовато!

— При том, что мама две недели назад его ушила, — обрадованно сказала Нелли. — Но пока я еще кубышка.

— Некоторая полноватость тебе даже к лицу. — Анита произнесла это без иронии, глядя своими открытыми, мечтательными глазами цвета незабудок.

Тогда Нелли взяла и доела яичницу.

А Анита подчистила миску с остатками салата.

Покончив с едой, Анита встала к раковине и сказала:

— А теперь приступим к мытью посуды.

— Только не ты!

— Это еще почему? Ты что, считаешь меня принцессой? — Анита нахмурила лоб.

— Было дело, — призналась Нелли.

Они переглянулись и дружно расхохотались.

Анита закрыла отверстие в раковине и пустила горячую воду.

Ханс Манц Разные случаи из жизни Адама-простака Перевод А. Исаевой

Что было раньше

Когда Адам был еще маленьким, он сползал по утрам с высоченной кровати и умывался под краном очень холодной водой. Зато молоко к завтраку было теплое, прямо из хлева — хлев находился рядом с кухней. А потом молоко кипятили на плите, ее топили дровами. Пока Адам ел, он слышал, как недалеко, за домом, гудит паровоз. Паровоз тащил за собой маленькие дребезжащие вагоны второго и третьего класса. Из трубы валил дым.

Железная дорога соединяла деревни их долины, а возле начальной и конечной станции были расположены два небольших городка. Только радио помогало представить, как велик мир. Круглое, черное, оно висело высоко на стене в большой комнате.

Адам жил в очень старом доме — ему, может, было уже даже больше ста лет. Дом этот принадлежал его отцу, отцу он достался от деда, а тому — от его отца. В их деревне многие жили в таких старых домах — дети вместе с престарелыми родителями. Вся жизнь протекала на немощеных деревенских улицах, где стояло всего несколько десятков домов.

Когда отец входил в комнату, он заполнял собою весь дверной проем — и в высоту, и в ширину. Он входил, и это значило: «Внимание, я здесь!» Адам чувствовал себя как-то увереннее в присутствии отца, словно бы под защитой, и в то же время совсем маленьким и слабым.

На этот раз Адама сильно заинтересовали отцовы черные брюки. Таких он еще ни у кого не видел. Черные-черные, а по бокам ярко-красные полосы. Отец вошел в спальню, открыл платяной шкаф и достал из него китель, тоже черный с ярко-красными полосами. Только полосы тут — на рукавах. Желтые пуговицы сверкают как золотые звезды. А на пуговицах — выпуклый рисунок: пламя. Вот бы и ему такой костюм, только поменьше. Или хоть пуговицу такую, ярко-желтую, с пламенем!

Адам отступил на два шага. Отец теперь застегивал пояс, широкий, черный, а на нем три красных полосы и на железном крючке черный кожаный футляр, сверху широкий, а книзу все уже. Там внутри топорик, это уж наверняка. Отец снял с верхней полки шкафа шапку, украшенную тремя полосами, не то желтыми, не то золотыми. Адам в восхищении подошел поближе к нарядному великану. Но отец уже надел шапку, повернулся к двери и вышел из комнаты.

До сих пор у Адама еще не было случая показать отцу, как он ему нравится. Да он и не решался. Что-то было в лице отца, не позволявшее вот так просто взять да и подойти. Оно было суровым и замкнутым. Лишь возле входной двери Адам наконец набрался храбрости и тихонько дернул отца за край кителя. Ему давно хотелось его потрогать, но сейчас у него была на то веская причина: отец забыл свой рожок. Огненно-желтый, он висел на крючке в коридоре на ярко-красном шнурке. Отец отрицательно покачал головой. Адам немного обиделся. Значит, отец считает его таким глупым? Даже не объяснит толком, почему уходит сегодня без пожарного рожка…

И все же Адам еще раз попытался приблизиться к блеску и величию отца. Он ухватился за черный кожаный футляр. А вдруг отец возьмет его с собой! Но отец сказал и дружелюбно, и тоном, не допускающим возражений:

— Тебе там делать нечего. Побудь дома.

Дверь захлопнулась, и Адам остался в передней. Он побежал в спальню, открыл шкаф. У него еще оставалась маленькая надежда — найти блестящую ярко-желтую пуговицу с пламенем.

Мать была, видно, чем-то расстроена — глядела отсутствующим взглядом, поджав губы. Адам не мог понять, почему она так огорчилась, ведь он-то остался с ней!

Она взяла веник, стала подметать пол. И так орудовала веником, будто хотела выдолбить доски. Адам принес совок, собрал сор, высыпал в ведро. Мать ничего ему не сказала, она вроде и не замечала, как он старается. Ну да, мысли ее сейчас далеко. Адам понимал это.