Адам, Сюзанна и другие герои

Земля под деревьями была густо усеяна маленькими незрелыми грушами, падалицей, годной только для настойки. Сто раз нагнешься, пока наполнишь доверху хоть одну корзинку. Сестра, всегда самая разумная, сказала:

— А давайте собирать как бешеные, тогда у нас еще останется время сбегать на карьер.

Они поспешно бросали груши в корзины. Долгое время никто не проронил ни слова, слышно было только тяжелое дыхание. Потом они начали подбадривать друг друга:

— Вот и еще корзина!

— Вот и второй мешок полон доверху!

Адам старался не отставать. И хотя он всякий раз высыпал свою корзину в мешок самым последним, брат с сестрой хвалили его наперебой.

Не без гордости поглядывали они теперь на четыре туго набитых мешка, уложенных в тележку.

Помчались к карьеру. От дождевой воды здесь получилось настоящее море. Не так чтобы глубокое, но широкое и с множеством заливов и заводей. Мальчишки соорудили из досок плот, нашли на берегу длинные шесты. Брат оттолкнул плот от берега. Крепко ухватив друг дружку за плечи, все стояли на самой середине плота, широко расставив ноги. Так велел брат — плот получал от этого устойчивое положение. Ведь его еще надо было вывести в «открытое море». Только в открытом море начали бегать по плоту взад и вперед. Фокус был в том, чтобы плот кренился, но никто при этом не упал в воду. Когда плот наклонялся, стояли по щиколотку в воде. Да, не зря они надели сапоги, чтобы собирать в дождь груши.

Когда озябли, брат подвел плот к берегу. Пришвартовались, побежали в лес. На поляне стояла под навесом копна сена — зарод лесника. Зарылись поглубже в сено, понемногу согрелись. И стали играть в «женитьбу».

— Вот если я когда-нибудь женюсь, — начал брат, — жена у меня будет такая: по утрам подает мне завтрак в постель, масло, хлеб, яичницу с салом. А в обед кладет передо мной на стол меню — в два столбца разные блюда, выбирай, что хочешь. А вечером стягивает с меня сапоги. А когда читаю газету или слушаю радио, кормит меня с ложечки шоколадом, вытирает мне рот и укладывает спать.

— Здорово! — сказал Адам. — Только так ты будешь все толстеть, толстеть, и превратишься в бочку, и не сможешь пальцем шевельнуть, и перестанешь зарабатывать деньги, и жена от тебя удерет.

— А у меня все вот как будет, — сказала сестра. — Мой муж будет изобретатель. Придумает сам машины для всех домашних работ. Проснусь я утром, нажму кнопку — машина для одевания уже натягивает мне чулки, набрасывает юбку через голову, застегивает туфли, а потом чистит зубы. Даже нос мне сама вытирает.

— Здорово! — сказал брат. — А вдруг в один прекрасный день твой муж по рассеянности не так подключит провода, и машина начнет натягивать тебе чулки на голову, вытирать нос юбкой и чистить зубы сапожной щеткой?

— Ну уж со мной-то этого не случится! — крикнул Адам. — У меня будут две жены. Одна будет читать все мои мысли. Я даже говорить не буду, чего я хочу, сама догадается. А вторая будет все чувствовать — когда мне грустно, будет меня утешать, когда разозлюсь — успокаивать.

— Здорово, — сказала сестра. — Только твои две жены будут ревновать тебя друг к другу, и та, что читает мысли, будет только выслеживать, что у другой на уме. А та, что все чувствует, будет только разнюхивать, какие у этой чувства. И ты останешься ни при чем.

Стемнело. Они повезли тележку окольным путем, чтобы явиться домой вымокшими до нитки. Руки у них были красные, с одежды капало. Мать суетилась, бегала, принесла всем сухие носки, натягивала теплые свитера. Даже тарелку пододвигала поближе. А отец взялся сам, вместо них, таскать мешки на чердак.

Кролики

Почему он вдруг обратил внимание на Анну? Адам и сам удивлялся. Анна была самой незаметной, самой тихой девочкой в классе. Иногда Адаму казалось, что она словно тень — незаметно приходит, незаметно уходит. Платье на ней всегда было темного цвета, хотя никто в их семье вроде бы и не умер. А теперь, зимой, и шапка, и варежки у нее были черные, а вязаный шарф — серый. Может, темная шерсть дешевле?

Он сидел на парте прямо за ней. Один. Потому что его сосед по парте был болен. Он смотрел сейчас на ребят, наблюдал за их возней. И впервые заметил, что одна только Анна не принимает ни в чем участия. Ни в шалостях, ни в играх. Она работала, тихая, прилежная, ни на кого не обращая внимания, а ее никто и не замечал. Она была как бы в стороне ото всего, что здесь происходит. Но Адаму хотелось что-то тут изменить. Он и на перемене не спускал с нее глаз. И заметил, что она ничего не ест. Она вообще ничего не делала, даже ни с кем не говорила. Просто ждала, когда окончится переменка.