Адам, Сюзанна и другие герои

Когда Адам был маленьким, он ее боялся, думал, она — ведьма. Однажды он встретил ее тогда на краю леса. Она сидела отдыхала и ела землянику. Ему захотелось поскорее удрать. Но из страха, что, побеги он, она бросится его догонять, он прошел не спеша мимо, почти рядом, и даже поздоровался, но сильно испугался, когда она кивнула ему в ответ. Теперь-то он только удивлялся, какая она высокая, крепкая, а ведь совсем уже старая. Жители деревни, правда, ее недолюбливают, всякое о ней говорят. Вот уже много лет, как никто не переступал порог ее дома. Никто не знал, на что она живет. Она избегала всех, кто пытался с ней сблизиться, завести знакомство. Это ставили ей в вину.

Только что она как всегда старательно заперла входную дверь на два оборота ключа. Ох, не знала она, что опасность подстерегает ее не в доме, а перед домом. Она собирала куда больше сушняка — веток, сучьев, хвороста, — чем могла сжечь, и складывала его у стен. Вокруг дома с годами образовалась как бы крепостная стена из валежника.

Деревенские парни подкатили к дому старухи большую повозку, подскочили к ее дровяному складу и стали сгребать хворост в кучу, а потом забрасывать в повозку. Подбежали и школьники, друзья Адама, и ребятишки поменьше. Адам-то знал, почему они так выкладываются. Даже и не потехи ради, не из веселого озорства. А просто чтоб подлизаться к старшим. Может, лишний раз подзатыльник не схлопочешь или приказ со щелчком по лбу. Было противно стоять вот так в стороне, не вмешиваться. Ясное дело, и так потом проходу не дадут — прохлаждался, мол, не участвовал. Но жалость к старухе оказалась сильнее страха перед парнями.

И вдруг Адам увидел, что старуха Майерша вышла из лесу на опушку. Шагая огромными шагами, она приблизилась к деревне раньше, чем он ожидал. Сейчас орава, растаскивающая ее запасы топлива, придет в изумление. Она бежала к своему дому с полным коробом хвороста на спине. И ничуть не горбилась — прямая, как жердь. Вот она уже заметила, что вокруг ее дома что-то происходит, остановилась в растерянности. Потом быстро скинула короб со спины и, подняв вверх кулаки, бросилась на мародеров. Она металась по двору из стороны в сторону, стараясь ухватить кого-нибудь, но это ей никак не удавалось: ребята ловко увертывались. Сама того не ведая, она устроила очень забавный спектакль, и вся шайка весело хохотала. Парни постарше отошли в сторонку и были теперь просто зрителями. Они стояли на дороге и ревели от восторга, когда кто-нибудь из мелюзги вырывался у нее из рук.

Теперь старуха стала подбирать свой сушняк. Она хватала корни, сучья, ветки, что попадет под руку, и швыряла ими в ребят, да еще орала от злости. Парни выли от удовольствия. Потеха! Адаму хотелось их всех отколотить. Старуха была против них бессильна. Она сдалась. Руки ее вдруг повисли как плети. Так она и стояла, худая, длинная, опустив руки. Потом повернулась лицом к дому, положила руку на оголенную стену, голову на руку и заплакала.

Парни ошарашенно замолчали. Они разобрали остатки крепости. Все двигались с комической уважительной осторожностью. Один даже ходил на цыпочках. Тем временем двое самых здоровых подкатили поближе вторую повозку, стоявшую за домом с самого начала воровской операции. Повозка была нагружена толстыми, крепкими чурбаками. Эти чурбаки они расставили вдоль стен, там, где раньше лежал серый, трухлявый, выветренный хворост. Мол, что ж они, нелюди, что ли! Но Адам-то хорошо понимал, что этими чурбаками они решили хоть чуть-чуть загладить свою подлость.

Никто не вступился за нее, никто ей не помог. Больше всех Адам ненавидел самого себя, потому что и он ничего для нее не сделал.

Велосипед, мешок и тельняшка

Странное дело. Ведь увлечение лесопилкой давно уже прошло. Раньше-то они, конечно, часто сюда заявлялись — ходить по бревнам. Здорово, когда бревна мокрые и скользкие от дождя. Идешь, качаешься, того и гляди, грохнешься. Детские забавы! А сейчас вот Евгений подъехал прямо к площадке, где пилят бревна. К чему бы это? Воображает себя шибко взрослым, а сам ведь и старше-то их всего на полтора года. Велосипед свой поставил на самом видном месте. Словно дерево посадил. Нет чтобы к стенке прислонить или к поленнице. Между домом и лесопилкой водрузил. Как на выставке. Велосипед заново выкрашен — серебристо-серый с желтым. Над рулем большое зеркало. Ну ясно, с мотоцикла смонтировал для форсу.

Не успел Евгений устроиться на бревне, как из-за угла лесопилки появился Фриц. Он тут как бы случайно оказался. В руках — мешок. Мол, просто пришел сюда опилок набрать для морской свинки, вот и всё. И уж конечно, еще случайнее один рукав у него застегнут, а другой завернут выше локтя. На этой-то руке как раз и красуются часы. И с каких это пор у него часы, интересно? Раньше о них никто и слыхом не слыхал.