И тут правда жизни разверзлась перед ней, как пропасть. Ей было мучительно больно дышать. Затем, в приливе отваги, от которой ей стало почти весело, она сбежала с горы, перешла через речку, миновала тропинку, бульвар, рынок и очутилась перед аптекой.
Марьяна отчетливо понимала, что со дня на день окончательно потеряет контроль над компанией, лишится должности и большей части собственности, но уже ничего не могла изменить. На нервной почве обострились приступы гастрита, сопровождавшиеся острыми желудочными резями. Несмотря на прием успокоительного, она почти не спала, мучительно размышляя о своем унижении, о смутном будущем и невыносимом настоящем.
Она думала, что если бы Бог дал ей силы и умение прощать, она смогла бы извлечь хоть какой-то урок из постигшей ее катастрофы. Она не страдала бы так, если б нашла в себе силы простить партнеров и друзей отца за то, что они исподволь развалили принадлежавший ей бизнес, а теперь рвали друг у друга лучшие куски. Возможно, ей удалось бы тогда простить и продажного любовника мужа, который отнял у нее счастье и способность доверять хоть кому-то в этом мире. Тогда она смогла бы простить и виновника всех ее бедствий, Георгия Измайлова, который, по пророчеству отца, разбил ее сердце.
Но только святой прощает тех, кто его ненавидит, а Марьяна твердо знала, что все эти люди ненавидят ее.
Георгий, с которым она встретилась в тюрьме, заявил, что не видит смысла в сохранении их брака, и просил не приходить к нему без необходимости. По его безразличному взгляду Марьяна поняла, что он принял это решение вполне обдуманно.
Муж не хотел позволить ей то, к чему она подспудно готовилась: стать для него ангелом-хранителем, опорой и утешением, единственным другом, который остался рядом, когда все другие отвернулись. Он не принял ее почти созревшего самопожертвования, и это была новая и, может быть, самая глубокая обида.
Размышляя об этом, Марьяна все чаще вспоминала отца. Она думала о приближающейся годовщине его смерти, которую должна была пережить в одиночестве, обманутая и покинутая теми, кому еще недавно всецело верила. Только посещая могилу отца, она обретала некоторый душевный покой и все отчетливее осознавала причину такого воздействия. Единственное, что ей оставалось, – искать утешения у церкви и Бога.
Московские друзья семьи и среди них Салов, который вместо помощи щедро снабжал Марьяну запоздалыми нравоучениями, в один голос советовали ей обратиться к некоему старцу, живущему в отдаленном монастыре. «Могучий старик», как называл его Евгений Маркович, давал дельные рекомендации в вопросах бизнеса и личных отношений, отличался терпимостью и здравомыслием и был весьма популярен у московской элиты.
Марьяна поначалу принимала эти советы как насмешку, но запомнила имя старца и какое-то время спустя начала наводить о нем справки. Сведения были достаточно скупы – сам старец еще в юности принял монашество и безвыездно жил в стенах монастыря. Он не был публичной или значимой в иерархии церкви персоной, как большинство духовников известных людей. Но побывавшие у него в один голос твердили о каком-то чудесном утешении, которое он даровал.
Однажды ночью, сидя без сна в постели и глядя в темноту, Марьяна поняла, что непременно должна поехать к этому монаху, рассказать ему о своих бедах и спросить, какое средство поможет ей примириться с несправедливостью судьбы. Ей даже казалось, что сам отец незримо направил ее к этой мысли, и ей вдруг вспомнилось, что настоятель собора, где проходило отпевание, советовал заказать сорокоуст об упокоении в одном из почитаемых монастырей. На другой же день она поручила секретарше организовать ее поездку и договориться об индивидуальном посещении старца.
Небольшой старинный городок, вблизи которого располагался монастырь, поразил Марьяну количеством и великолепием соборов, достойных украшать столицу. Те храмы, что некогда были разорены, теперь стояли одетые в строительные леса. Но большинство куполов уже сверкало нарядной позолотой, а по обновленным пышным фасадам можно было изучать историю церковной архитектуры – казалось, каждая эпоха оставила здесь свои чудесные свидетельства.
Монастырь, где принимал старец, был также примечателен древней белокаменной архитектурой, ухоженными, тщательно вычищенными от снега внутренними двориками и обустроенной по голландской технологии оранжереей, за стеклами которой виднелись яркие цветы и южные растения – зримый образ райской жизни.
Монах, выполнявший при старце административные обязанности, лично встретил Марьяну и разъяснил ей порядок посещения. Ей понравилось, что он держался с ней любезно, но без заискивания, со скромным достоинством. Это выдавало человека, привычного к визитам самых высоких персон.