По дороге в гостиницу, в машине, Таня тоже задумчиво молчала. Зато Вальтер болтал без умолку. Время от времени пронзая Максима испытующим взглядом, он говорил о либерализме, приближающем закат Европы и Америки. Тогда как Россия, по его мнению, должна была погибнуть по причине отсутствия демократических свобод, разделившись на неравные кровоточащие куски, словно упавший на землю арбуз. Эта мысль как-то подводила его к необходимости признания за гомосексуалистами юридических прав на брак и наследование имущества, а продолжением этой логической цепи почему-то был вопрос сохранения тела Ленина в мавзолее. Мертвый Ленин отчего-то сильно волновал и пугал Вальтера. Они попрощались перед отелем, обговорив планы на завтра.
Сонная и рассеянная, Таня не смотрела на Максима, пока они поднимались в лифте. Он же разглядывал ее с ощущением, будто в душе у него пересохло, как пересыхает в горле, когда силишься и не можешь заговорить.
Он был рад ее молчанию и надеялся, что у нее хватит такта продлить паузу. Он собирался первый пойти в ванную, а затем сделать вид, что спит, чтобы не обсуждать происшествия этого вечера и не выказывать своего раздражения. Чтобы сохранить ощущение волшебства. Но пока он собирался в душ, она закурила, повернулась к нему от окна и сказала:
– Я вот раньше не задумывалась, почему бога любви называют слепой Амур. А он ведь и правда ранит людей как будто вслепую, не задумываясь о последствиях. И бывает, что ранит очень больно… Я имею в виду эту историю с твоим отцом. Ты, наверное, обиделся на то, что я о нем говорила. Но я не могу иначе. Мне кажется, ты сам должен понимать, что я права. Хотя я очень сопереживаю ему в человеческом плане.
– Почему ты не можешь иначе? – спросил Максим, останавливаясь посреди комнаты.
– Потому, что я всегда говорю то, что думаю.
– Зачем? – поинтересовался он спокойно и зло.
– Ты хочешь, чтобы я что-то от тебя скрывала?
– Я хочу, чтобы ты мне объяснила, как это возможно? Эта ваша непосредственность, прямота, чистота намерений. Способность к большой любви и другим высоким чувствам. Самоотверженность. Бескорыстие… Откуда все это берется у вас, которые выросли и прожили свою жизнь там, где все эти понятия являют собой пустой звук? – Сжав кулаки, он продолжал, распаляя себя: – Слепой Амур! Это же бред, белая горячка! С виду вы неглупые люди. Даже больше – вы наблюдательные и цепкие. Вы много добились в жизни – разве не так? Ты и этот Игорь, с которым вы так отлично спелись. Каким же чудом могли распуститься хрупкие цветы ваших душ в грязи и в нищете, среди жвачного быдла и беспробудной пьянки, среди зверства, избитых и изнасилованных детей, из которых восемьдесят процентов – генетический брак?! В чем причина вашей избранности? Непорочное зачатие? Божий промысел? Инопланетяне? Я не вижу ответа. Вернее, вижу только один – вы оба лжете.
Она хотела что-то сказать, но Максим оборвал ее.
– Да, наше царство денег и вседозволенности тоже вполне отвратительно. Но мы не рядимся в овечьи шкуры.
Мы дети хищников, и сами рано или поздно станем хищниками. Будем отнимать друг у друга добычу и бороться за первенство в стае, хотя это занятие так же бессмысленно, как и все прочие… Это наша природа. А вы… Вы сами-то знаете, где вы – настоящие?.. Вам не надоела эта игра?..
– Господи, Максим, когда ты уже повзрослеешь? – вздохнула Таня. – Когда ты поймешь, что в жизни все сложнее, чем в твоих фантазиях? Займись собой, оставь в покое своего отца! Нельзя все время мучиться из-за того, что он – не идеальный герой без страха и упрека. И что он смог полюбить кого-то другого, когда у него есть ты!
Максим посмотрел на нее, взял с вешалки куртку и вышел из комнаты. Он испытывал физическое ощущение дыры в душе.
Шагая по чисто выметенному тротуару, вдыхая сырой, пахнущий лесом и дымом воздух, он подумал, что Таня во многом права. Ему пора было взрослеть. Он ясно вспомнил лицо отца – как в последний день перед арестом тот расхаживал по ковру в гостиной и разговаривал по телефону. Не замечая, что за ним наблюдают, он массировал левую сторону груди, сунув руку под пластрон сорочки. Уже тогда Максим отчетливо понял, что готов сделать все возможное и невозможное для того, чтоб облегчить его бремя. Если, конечно, тот примет любовь и помощь сына.
Максим знал уже, что через полчаса вернется в номер и помирится с Таней. Что они на время останутся вместе и, вероятно, осуществят план совместного путешествия. Знал он и то, что скоро судьба его изменится самым неожиданным образом. На равнине жизни, лежащей перед ним, уже наметился единственный и неизбежный предначертанный ему путь.
Глава одиннадцатая. Эвмениды