На платиновом уровне тихо. Лишь трескотня сверчков, спрятавшихся то ли в живой изгороди, то ли в тщательно выстриженных травинках, нарушает безмолвие. Вполне земная и по форме, и содержанию, ночь. Такая же, как в предместьях Лунграда или в Зоне безопасности пятого уровня[16].
Меффер вновь погрузился в работу и с трудом отвлёкся от неё лишь полвторого ночи. Эрик отложил чертежи и велел подать лёгкий ужин. Перед сном он включил старинный фильм «Огни большого города»[17].
По правде говоря, кино нужно было больше для фона. Всё внимание Меффера занимали новый термоядерный реактор и конфигурация магнитного кокона. Сцены чёрно-белого фильма, мелькавшие на экране, напоминали Эрику о начале XX века. Века двух разрушительных войн и грандиозных научных прорывов. Он впитал его своеобразное очарование, общаясь со стариками, жившими до прихода третьего тысячелетия. В их рассказах, пересыпанных непонятными словечками, он черпал вдохновение для технических нововведений. Восторгаясь Эйнштейном, Капицей, Планком, Ландау и Бором, он приближал будущее своего, XXII века.
Мортимер Марткауз выдавил свежий грейпфрутовый сок и уютно разлёгся на скамейке прямо на открытой веранде «Адена». Прозрачные стены купола открывали ему фантастический вид на ночное небо и пески Марса, окружившие гранд-отель. Листая последние новости с родной планеты, Марткауз поймал себя на мысли, что все заголовки, рекомендованные в этот вечер Системой, удивительно безлики. Свернув ленту, он двумя хлопками притушил свет на аллее и устремил взгляд в космическую бездну. Прочитав его настроение, Система включила музыку. В воздухе тихо зазвучали первые ноты Прелюдии в до-диез минор № 2 Рахманинова[18].
Разум главного администратора растворялся в музыке русского композитора, как кусочки льда в запотевшем стакане сока. Казалось, что сами звезды, не в силах оставаться в стороне, аккомпанируют безымянному пианисту.
Юдоль
Тёплый мурштрим[20] подул с юго-запада Руадильского моря[21]. Он привёл в движение маленькие колокольчики, висевшие на одиноком кипарисе во дворе монастыря Великого молчания.
Монах Канн собирался с мыслями перед вечерней службой в святилище Последних Слов, главном храме монастыря. Сегодня он должен
Канн готовил себя к общению с Великим Архитектором. Прикидывал в уме, как попросить Его забрать
Его мысли прервали шаркающие шаги и ритмичное постукивание посоха. Канн обернулся.
– Здравствуйте, отец-настоятель!
– Здравствуй, сын-монах! – произнёс вошедший. В голосе чувствовалась улыбка, которую скрывала густая пегая борода. Прикрытые тяжёлыми веками глаза внимательно изучали Канна.
Старый монах подошёл ближе, опираясь на металлический посох, испещрённый письменами великих предков. Канн тихо произнес:
– Спасибо за утреннюю службу.
Настоятель смиренно кивнул. Спросил:
– Кто прибудет на пирс сегодня?
– ДеГамма Альдераан.
– Ещё один лорд Одиноких островов, – покачал головой настоятель. – Я провожал Колумба, его отца. Великий был человек. Помню, давным-давно, когда сестра Церера в небе ещё была окружена дымкой, случился на Океане великий шторм. Мы везли в монастырь паломников из столицы Марса, Ред Капиты. Буря длилась много сол, и когда мы уже начали терять им счёт, неожиданно стихла. Оглядевшись, мы поняли, что окончательно заблудились. Ни клочка земли на горизонте.
Мы ловили рыбу и пили воду, которая ещё оставалась в трюмах. Мы взывали к Предкам и Архитектору. На рассвете двенадцатого сола я, чтобы унять тревожные мысли, бродил по палубе. Поднял глаза к морю. Увидел, что из-за горизонта к нам по воде стремится безликий призрак. Сначала я подумал, что это Великий Предок решил нас спасти. Но прошло несколько минут, и стало ясно, что на железной ладье, стоя во весь рост, к нам приближается человек.
– Это и был Колумб?
– Да, он самый, – улыбнулся настоятель. – В руке он держал… Сейчас я вспомню, как называлась эта штука. Вот! Пере-дат-чик. Он просчитал квадрат, в котором могло находиться наше судно, и четыре бессонных сола провел в поисках. Колумб привёл нас к Одиноким островам, своей вотчине, и там мы отметили чудесное спасение.
– Вы были и на Одиноких Островах? – удивился Канн.
– Да. Помнишь ли ты книгу Трёх корзин[22]?
– Конечно, отец-настоятель.
– Колумб подарил эту книгу нашему монастырю много лет назад. Она хранилась в его библиотеке, он называл её Новоалександрийской.
Канну представился высокий зал, наполненный длинными рядами книг. Книги с потертыми корешками, книги с пометками на полях. Все книги мира. Канн жаждал новых знаний, которых библиотека монастыря дать, увы, не могла. Только раз в год, в свой День Прибытия[23], с благословения отца-настоятеля Канн мог посетить книжный базар в Ред Капите и купить одну новую книгу.