Адгезийская комедия

Мы выбирали место поуютнее, самые лучшие лавки уже были заняты. Мы двинулись к администрации. Совсем рядом с нами, через дорогу начинался наш бульвар Бардина, но вот этот центр города вокруг пруда и территории спорткомплексов – как оазис, тут даже клумбы по периметру разбили на камнях. На пруду как когда-то в детстве расцветали кувшинки. Ведь природа вечна, а человек – нет – так нам объясняли на литре. Как в детстве я подошла к пруду и сорвала три кувшинки. Хотела пять, но не дотянулась.

− Такой розовый цвет, необычный, мама определила «амарантовый», а бабушка называла «джазовый джем»… − У меня защемило сердце. Я скучала по детству, по бабушке! Дико скучала. На время Кирилл занял все мои мысли, но сейчас, когда отпустило, в моё сердце снова вернулась бабушка. Память стала со мной играть странные штуки. Всё что-то всплывало из прошлого, разные забытые казалось навсегда случаи. Я не плаваю – вот память стала барахтаться и выплывать вглубь, далеко в прошлое…

У Каменного пруда слезли с лавки бабули и мы с Сеней уселись – это была пятая лавка, на которой мы «гуляли». Нам было хорошо, если бы не наши тяжёлые мысли: у Сени о папе, у меня о постоянной слежке.

У пруда мамаша с ребёнком пытались оторвать кувшинку.

– Ого! ребёнок может бултыхнуться, сколько раз такое было…

Они как будто услышали. Ребёнок уже бежал к нам, именно к нашей лавке. Кажется, это была девочка. Неслась со скоростью Шумахера – легендарного гонщика, получившего полусмертельную травму в горах.. Подбежала и уставилась на кувшинки у меня в руках. Я всё поняла и отдала ей болотные цветы.

− Не курите, там где гуляют дети? – серьёзно, авторитетно сказала она.

Мы с Сеней переглянулись. Видно родители девочки постоянно делали замечания курильщикам.

− Да кто курит-то? – я не любила мелких, но эта девочка была такая обаятельная, глазастенькая. Тонюсенькая, а как неслась-то, как пушинка! Я часто замечала: дети очень резво бегают, кому это дано. Бег – это ж не плавание. Если человек бежит, то и бежит. Это в плавании надо технику ставить, а дальше – всё, бессмысленно, не добиться результата.

Она смотрела теперь на светоотражатели на моей ветровке, наверное они искрились на солнце, она даже тронула меня пальцем, проведя по серебристой вставке.

Ей лет шесть. Без всяких там нарисованных на кофточке фей, и рюкзак такой спортивный.

− Фуу, − она протёрла лоб рукой. Наверное, видела в каком-то мультике. Дети такие повторяшки, а мультики сейчас такие, ну вы понимаете. Это не «Чародейки», далеко не. − Фуу. – Девочка положила мне локти на колени, кажется локти, а может ладони, не вспомню сейчас. – Фуу.

− От мамы убежала ?

Мать была ещё далеко, метрах в ста. Девочка оказалась чемпионом по бегу. Я так ей и сказала:

− Ты чемпион по бегу.

− А знаете, − девочка слегка кривлялась и кокетливо прятала лицо в кувшинках, она прекрасно знала, как все любуются ей. – А знаете… Вот тот железный додон, мама его лепила ма-аленького, – девочка показала большим и указательным пальцем. А потом он стал бо-ольшим. − Девочка надула щёки и вся стала как дистрофичный индюк. Девочка повернулась, увидела, что мама неумолимо приближается и зашептала:

− Этот додон-барон. У него колечки были, красивые блестящие и он их схоронил… Он убивает тех, у кого его колечки.

− Ника! – подошла девочкина мама. Она была без ветровки, одета не по погоде легко, в футболке. У неё была просто отличная фигура, покатые плечи как у Натальи Гончаровой на овальном портрете из учебника, лебединая шея. Я сразу почувствовала себя громадиной. Со своими плечами-то, да и вообще всем обликом я поняла, какая я, наверное, угловатая и треугольная со стороны… Я не ждала от этой женщины ничего хорошего. Очередная мамаша с заскоком, чуть ребёнка не утопила. Просто чудом девочка не бултыхнулась.

Женщина с фигурой барышни девятнадцатого века посмотрела на нас как-то отрешённо, не так, как смотрят обычно люди с такой внешностью. Обыкновенно они смотрят свысока, презрительно-оценивающще: типа ты дурак и чернь, а вот я…

− Ника! Ну что ты уставилась на девушку, ну красивая девушка, и цветы отобрала, вот заноза… Извините…

− Нет, что вы, − суетился Сеня, поднимаясь и предлагая «сесть даме», а я подумала, какие всё-таки мужчины глупые, как они ведутся на красивых женщин. − У вас такая девочка умная, про барона нам рассказала…

− Мне – пять лет. − Но девочка не стала показывать пальцы, как делают все тупые дети на свете.

− Смотрю, ремонт делаете? – мама Ники глянула на меня как-то цепко, села но сразу обратилась к Сене: – Присядьте, не маячьте.

Я подвинулись.

− Мамочка, я попрячусь в кустах, как те бомжики. (Дело в том, что в парке жили в кустах бомжи.)

− Ника! Недалеко! – устало попросила её мама. − И кувшинки дай мне, пожалуйста.

− Не дам! – и девочка побежала к кустам, стала носиться по дальнему газону слева от пруда. Конечно же она показывала нам, как она может, как умеет, дети все такие выхваляльщики.

− Я можно закурю? – спросила мама Ники.

− Да конечно, − ответил Сеня, он не сводил с неё глаз.

− А как вы догадались про ремонт? – я глупость сморозила, но всё же.