Адгезийская комедия

Да и тренера-то нашего самого дома-то наверное не очень-то ждут – кому охота жить с поддающим, тётя Света жаловалась, как мучилась с первым мужем, который (я так считаю) на маму тогда на пустыре напал – просто от злости, что мама – не своя, не малярша − чужак. И у Геннадьича деградация налицо, хоть и дочка у него медалистка – он на силовых в зале включает музыку и всё такой галимый шлак про Владимирский централ и лебедя на пруду, который качает звезду – хоть из зала беги или уши затыкай, а у Буряка отец – красавец (как и сам Буряк), и не пьёт, спортивный такой. Наш же Глеб Геннадьич похож на Кощея – скелет, с широкими плечами-каркасом без мышц практически, и пузиком, как у волка в «Ну, погоди!»… Самое смешное, что он сейчас с дочкой ходит на пляж и выкладывает фотки в сеть – наверное считает себя неотразимым среди лохов городского пляжа. Но вообще это анекдот – тренер по плаванию на городском заплёванном пляже с тухлой водой и вонючим песочком. Но Геннадьич явно ловит кайф и на загаженном московском уродстве – и у кого комплекс москвича спрашивается?..

− Ну, ну, погоди… − услышала я знакомый голос попутчика. Меня касалось что-то шёлковое прохладное – ну конечно – тролль преобразился, стал принцем в этой своей блузе, но меня не проведёшь.

Кровать наконец перестала вращаться, остановилась как карусель-аттракцион, вздрогнув, и замерла. Принц-тролль галантно подал мне руку. Он оказался в ботфортах, перстень мерцал на его руке.

− Как под венец, − сказала я.

− Ну, без преувеличений… − мы стояли в странной комнате, чем-то определённо мне знакомой. Вокруг кульманы – на досках недочерченные чертежи.

− Узнаёшь место?

− Н-нет, то есть знакомое, но не вспомню.

− А ты напряги голову-то свою пустую, у тебя ж память хорошая.

Вспышка!

− Вспомнила! Вспомнила! Это ж чертёжное бюро на заводе. Бабушкин отдел на неподалёку на этом этаже. – Я захлопала в ладоши, запрыгала: − Стоп! Но почему кульманы? Давно ж чертежи программы чертят.

− Черти – это да, черти – наши люди, − сверкнул ослепительной улыбкой принц, но по привычке сложил руки на поясе, как тролль.

Что-то они затевают из ряда вон, похлеще пылесосов-начальников…

− Прогуляемся по заводу? – весело предложил тролль.

− А что: у меня есть выбор?

− Выбор есть всегда! Он всегда остаётся за нами! Умереть ли и встать, или сделать подлянку на память! – пропел принц-не принц и галантно предложил мне взять его под руку.

− Ладно, ладно… Ты, то есть, вы… при параде, а я в пижаме.

− Ошибаешься, о, муза! Ты тоже при параде, и давно!

Я опустила свой взор (высокопарно выражаюсь, скоро поймёте, почему) и обнаружила себя в прекрасном воздушном платье с изысканными трудоёмкими оборками. Ни в коем случае не колхозными, а такими к месту – рукавчики – пять рядов воздуха и пышности, юбка – сто пятнадцать рядов невесомости. Кажется, под юбкой шелестели кружевные панталоны и тоже пышные – ну, такие как у куклы наследника Тутти…

− Я в шоке, это же натуральный шёлк, это дорого, − несмотря на опасения я была довольна. А вдруг меня ведут на бал, как Маргариту? Ну а вдруг! Хотя мне такого счастья не надо. И не будет такого! Я никого не спасаю, у меня нет Мастера.

Принц мой лишь присвистнул на такие речи, то есть, мысли…

− Ты смотри по сторонам, хватит мыслить мечтами девиц.

− А что смотреть-то? Завод и завод. Коридор и двери отделов. Я тут в детстве сто раз была, а после в столовке на поминках.

− И тебя ничего не смущает? – мы спускались по лестнице вниз, вниз, преодолевая пролёты.

− Ах, да. Кульманы! Они! Как же, троллик, я любила чертёжников. У них так здорово получалось чертить, так моментально, но сами чертежи мне не нравились, бррр. – я передёрнулась как от холода.

− Так бур и есть бур, размеры в чертежах меняли, длину, объём. Старались сделать полегче габаритные при прочих равных.

− Бур есть бур. Ему не надо поменьше. Он мощный и сложный, как кран, но подземный… − Я поражалась своим речам: так говорила в детстве, хвалилась по осени в саду, всем рассказывала о бабушкином заводе, и воспитательницам, и нянечке, и даже заведующей…

− Может быть, может быть…

− Бур для разных пород свой. Здесь на заводе и ручные буры, вроде больших перфораторов выпускали. Для ручной прокладки тоннелей метро на мягких участках.

− Ну не совсем это буры, точнее, совсем не буры, а впрочем – какая разница…

Мы спустились по лестнице и шли снова по коридору:

− Какой паркет! На поминках он был хуже! Я бегала здесь на поминках… Я запомнила…

− Ну муза, вот так муза… Неужели ты не поняла, что мы на заводе времён бабушки?

− Я догадалась, почему же! – я честно поверила, что сама допетрила, и нисколько не кривила душой. Хотя, если по-честному, конечно же, не связала никак кульманы с попаданством в прошлое. А ведь должна бы была, кажется: сейчас в конструкторских бюро принтеры да компы…

− Попаданцы, прошлое… Да уж, − бурчал себе под нос принц. – Где ты прошлое увидела? Всё как всегда − лишь немного вниз… или ввысь…

И опять лестница. Массивная, со старыми деревянными гладкими перилами.