Адъютант Пилсудского

Курбатов продолжил свой рассказ. Он подошел к тому месту, когда взял на себя смелость испытать, сколь он необходим Ставцеву. И замолк...

Трудная для него наступила минута. По высшей человеческой совестливости он не считал себя вправе просить о чем-либо этих людей. Как решиться просить о своем, личном в такую минуту, когда каждый его шаг рассчитывается, взвешивается, просматривается намного вперед. А он своей просьбой должен смешать расчеты, внести в них неудобство. Но вместе с тем он чувствовал, что откровенность сейчас дороже совестливости, он не должен уходить от них, чего-то недосказав.

К тому же все развернулось столь стремительно, столь все смешалось, что новые обстоятельства в его отношениях с Наташей возникли уже после встречи с Дзержинским, после первого разговора в ВЧК, они сошлись во времени в одной точке. И Курбатов рассказал о Наташе, признался, что, заводя разговор с Ставцевым о Кирицах, втайне надеялся, что удастся поехать туда. И объяснил зачем. Рассказал о сейфе в библиотеке, о разговоре над картой. Золотые лежали на столе.

Дубровин долго молчал, что-то записывал у себя в блокноте. И вдруг повеселел.

— А вы знаете, я не против Кириц! Очень даже мне нравится эта поездка! Еще и еще перед окончательным прыжком мы сможем выверить, как строятся ваши отношения с Ставцевым. Там, у Колчака, нам трудно будет что-то скорректировать, поправить, Кирицы доступнее.

Дубровин обернулся к Проворову.

— Михаил Иванович, где сейчас Наталья Вохрина?

— Сегодня утром выехала в Рязань.

— Стало быть, в Кирицы! Все сходится, Владислав Павлович! Но детали, однако, придется тщательно обдумать. Я вам могу объяснить, почему я не против этой поездки.

И Дубровин раскрыл перед Курбатовым следующий этап операции.

Они едут в Кирицы. Там он приглядывается и примеривается к Ставцеву. Михаил Иванович Проворов теперь станет его постоянной тенью, его охраной, его связью с центром, его вторым «я». Он сообщает ему о своих взаимоотношениях со Ставцевым. Если будет свадьба, пусть будет. Если отношения с Ставцевым сложатся благоприятно, они поднимутся из Кириц и поедут сначала на Волгу, оттуда в Сибирь. Без добрых отношений со Ставцевым в Сибирь ехать нет смысла.

Что же делать в Сибири?

Пока они будут гостить со Ставцевым в Кирицах, отсиживаться и набираться сил для прыжка, как выразился Ставцев, здесь будет время подработать некоторые еще неясные вопросы. Может быть, теперь что-то прояснится с Кольбергом? Колчак — это тоже всего лишь переходный этап. Впервые Дубровин объявил Курбатову, что ВЧК рассчитывает на его работу в Польше. Там, в Польше, создается новый кулак для удара по Советскому государству, выходит на мировую арену новое лицо. Оно еще не вышло, оно еще в тени, но скоро на этой фигуре сосредоточатся все мировые скрещения, сгруппируются вокруг нее все антисоветские силы. Речь идет о маршале Пилсудском.

Почему Колчак, почему прямо не двинуться в Польшу?

Если считать, что его направил в Москву Кольберг — а это все же установлено с помощью его рисунка, если Шевров был по прежней своей осведомительской деятельности связан с Кольбергом, то фигурой первого значения встает Кольберг. Вопрос: где он? Надо сначала убрать из своего тыла Шеврова, ибо, пока он в тылу, пока он жив, пока не установлено, кто его направлял, как эти направляющие рассматривали Курбатова, до тех пор глубокое внедрение и невозможно и смертельно опасно. Шевров, по показаниям Тункина, имел явку в Омске, стало быть, все сосредоточивается у Колчака. Оттуда прыжок в Польшу нелегок, но он обрастет легендой, легендой проверенной, достоверной, подтвержденной свидетелями.

И вот он теперь-то, самый сложный вопрос. Раскрыв этапы операции, Дубровин спросил:

— А как же свадьба? Как Наташа? Это новое обстоятельство. Ваша разлука не на один год!

— А если бы я ушел на фронт? Разве это не разлука?

— Это близко, это под рукой, это ясность... — ответил Дубровин. — И наконец, эта разлука не столь длительная... Вы ничего не имеете права рассказать Наташе о себе, о своей судьбе, о своей работе. Вы не были в ее глазах человеком, сочувствующим большевикам, у нее в голове путаница, она сейчас скорее нейтральна... Но здесь начнет свой поступательный ход история, мы будем отвоевывать души у старого мира, мы будем бороться за каждого человека. И она пусть не сразу, но перейдет в наш стан, и в ее представлении вы окажетесь в стане враждебном. Конечно, когда вы вернетесь, все легко будет объяснить и поправить... Но сейчас, на ближайшее время, вы останетесь для нее заговорщиком, белым, должно быть, офицером...

Курбатов пожал плечами.

— Что я вам могу сейчас сказать? Что? Пока война, пока люди обречены на короткие встречи, все откладывается на будущее. Не так ли?

— Значит, решение твердо?

— Твердо!

— Если вдруг уже в пути у вас дрогнет душа, вернитесь! Вернитесь с полпути, мы это поймем. Не надо надрывов, на нашей работе надрыв — это гибель!

— Хорошо! Я это запомню!

— Ну, а в дальнейшем я полностью передаю вас на попечение Проворова. Он молод, но он будет вам надежным помощником...

15