Коул покосился на блестящий круглый предмет, лежащий в мокрой ладони подчиненного.
– Монета?
– Пуговица от пиджака с кусочком ткани. Видимо, вырвали. Может, его кто-то схватил за пиджак?
– Скорее, зацепился за ключины. Понял, о чем я?
– Уключины, – поправил Честертон.
У Коула резко подскочило давление.
– Чего?
– Правильно говорить «уключины».
Повисла неловкая пауза. Покопавшись в себе, инспектор решил не обращать внимания на столь дерзкое неповиновение начальству.
– А я ведь знал, что мы найдем улику!.. Ладно, поработали на совесть, можно и отдохнуть. Обувайся, пойдем в гости к поварихе.
– Мериэл Дейн?
– Видел я, как она тебя глазами раздевала!
– Да? А я и не заметил.
– На этот раз не будем спрашивать заносчивую козу-барменшу – пойдем прямо на кухню. Точнее, ты пойдешь. Скажешь нашей секс-пампушке, что готов.
Глаза Честертона выросли до размеров уключин.
– Да она мне в матери годится!
– А когда спросит: «К чему готов?» – ты ответишь: «Обедать. Мясо с гарниром на двоих, пожалуйста».
– Думаете, сработает?
Как ни странно, сработало. На этот раз дедуктивный анализ Коула оказался верным, и на столе довольно быстро возникли две солидные порции горячего. Мериэл принесла их лично, предварительно сняв передник и расстегнув верхние пуговки на блузке.
– А вот и добавка, – вполголоса отметил Коул.
Как только Мериэл вернулась на кухню, Честертон воспользовался случаем и поинтересовался, чего еще следователю не хватает для счастья.
– Откуда я знаю, – проворчал Коул. – Мы допросили почти всех, кто разговаривал с ним в тот вечер.
– «Последнее ура».
– Да, эта фраза часто всплывала, даже в предсмертной записке упоминалась.
– А он, случайно, не интересовался политикой?
– В смысле?
– Была такая книга – о старом политике и его последней кампании. Даже фильм сняли, с тем же названием – вот откуда взялась фраза.
Этот выскочка ходит по лезвию бритвы! Самый умный, что ли?.. Коул подцепил вилкой гриб и злобно задвигал челюстями.
– Я к чему, – добавил Честертон. – Одна из свидетельниц сказала, что видела в пабе местного члена парламента.
– Ты уже набрал все показания на компьютере?
– Времени не было – вчера в морге проторчал.
– Так найди время! И без того следователь нас прессует – некогда рассиживаться!
– Да толку с них… Вы заметили, как все скрытничали насчет разговоров с Адмиралом на Мостике?
– Ну это понятно – личные моменты. Как там… «Долгое прощание». Или «Прощай, моя любовь», если хочешь. Кстати, это две разных книги и два фильма.
– Ага. Наверное, он решил перед смертью обрубить концы, закончить все дела, сказать каждому, как он ценит их дружбу – если, конечно, это были его друзья.
– Сильно сомневаюсь. Впрочем, он мог и заблуждаться; никогда не знаешь, что люди о тебе думают.
– И то правда.
Из кухни снова выплыла Мериэл, спросила, не нужно ли добавки.
– Констебль Честертон не отказался бы от булочки – он у нас любит сладенькое! – подмигнул ей Коул.
Та захихикала:
– Я тоже – и не только на завтрак!
Честертон поспешно выставил на этом пути полицейское заграждение.
– Мы хотели спросить: вы не видели тут человека с видеокамерой? Перед нами заходил.
– Стэн, оператор Бена. Он сейчас наверху: каждое утро приходит, и они планируют съемку на день.
– Нам нужно с ним переговорить, – сказал Коул. – Он снимал то, чего не следует.
– Ах, противный! – отозвалась Мериэл. – В Крэбуэлле? А я думала, у нас никогда ничего подобного не происходит.
Глава 10
В тот же вечер Эми беседовала с Бобом Кристи в отдельном зальчике под кодовым названием «Кают-компания». Кристи частенько захаживал в паб, однако она не могла сказать, что знала его или симпатизировала ему. И уж конечно, Эми даже не предполагала, что скрывается за его напускной грубостью.
По натуре Кристи был человеком мягким. У него сложились прекрасные отношения с матерью, ребенком он частенько помогал ей принимать гостей. Ему всегда хотелось писать – романы о каких-нибудь юношеских обрядах инициации, например, – однако судьба забросила парня в журналистику. Для этой стези ему не хватало внутренней агрессии; тогда он напялил ее на себя, словно маску, и пронес через всю карьеру вместе с подтяжками и пластиковым редакторским козырьком. Робкий от природы, Кристи выучился разговаривать резко и отрывисто. Он обожал рявкать в трубку: «Кристи слушает», чувствуя себя матерым газетчиком.
Временами ему казалось, будто он и вправду состоявшийся журналист. Боб Кристи так долго пытался играть роль, что практически вжился в образ. Если бы не жестокая судьба, не какой-нибудь выскочка из университета, а именно он давно крутился бы в кресле редактора крупного ежедневника. Увы, приходилось сидеть за обшарпанным столом в «Рупоре Крэбуэлла».