Адмирал Канарис - "Железный" адмирал

Собранных улик Гуппенкотену было достаточно, чтобы назвать адмирала изменником родины. Канарис, услышав несправедливый навет, тут же встрепенулся. Он оспаривал любые доказательства. Связи с Даллесом и польским правительством? Бросьте, это Гизевиус на свой страх и риск что-то затевал. Он мне ничего не сообщал о своих планах. Случай с югославом Ваухником? Преступное деяние, но что у меня общего с ним? Наступление на восточном фронте? Дурацкая, бессовестная сплетня, ее выдумал либо Шмидхубер, либо Гизевиус. Связи с бароном Каульбарсом? Да, за две недели до нападения на Советский Союз он поведал о нем барону, но ведь тот являлся его агентом и его надо было посвятить в эту тайну. А Ватикан? Операция задумывалась «только для сбора сведений». Мюллер сообщал много нового «о силах противника, его научном потенциале, о его намерениях и военных планах».

Доводы обвинителей рушились. Тогда от логики они перешли к жестокости. Скудный рацион адмирала уменьшили еще на треть. Ночью его постоянно будили, устраивая глупые проверки. Днем под издевки охранников знаменитый узник драил шваброй полы в коридорах. Впрочем, другим заключенным было куда хуже. Канарис нередко слышал крики, что раздавались из комнаты на четвертом этаже РСХА. Там вели «допросы с пристрастием». После них арестанты отлеживались целыми днями.

Довелось узнать бесчеловечность гестапо и Дона-ньи. Он заболел дифтеритом. Потом произошло осложнение: развилась острая сердечно-сосудистая недостаточность. Узник медленно умирал в камере РСХА, а Гуппенкотен запрещал приводить врача: «Пусть он сдохнет в своем говне!» расстреливали пораженцев и капитулянтов. Фюрер готов был увлечь с собой в могилу весь немецкий народ.

Заключенные в «бункере Гиммлера» думали лишь об одном: успеют ли союзники освободить их? Пытаясь угадать свою участь, узники вглядывались в палачей. Им казалось, что некоторые гестаповцы по-другому стали относиться к ним. Наметилась вроде бы и разница между Гуппенкотеном и Зондерег-гером. Первый оставался все таким же бесчувственным функционером. Второй же постепенно стал меняться. Вот что вспоминал Йозеф Мюллер: однажды Зондереггер отдал ему некий изобличавший его документ из найденных в Цоссене; в другой раз он тайком сунул крамольную бумагу из досье Йозефа Мюллера уголовному инспектору Хофману, попросив уничтожить ее по дороге.

По просьбе Зондереггера к Донаньи вызвали врача. Аргумент, правда, был в чисто нацистском духе: «Мертвый Донаньи нам ни к чему».

Узники еще гадали, что происходит с их мучителями, как вдруг их мирок был разрушен американской авиацией. Утром 3 февраля 1945 года она бомбила Берлин. Взрывы сотрясли здание РСХА. Начался пожар, часть тюрьмы была уничтожена. Твердыня РСХА осталась без света, воды, отопления.

Шеф гестапо Мюллер приказал вывезти узников в какой-нибудь безопасный район страны.

ты узнали, что их везут в концлагерь Флоссенбюрг. Канарис вновь загорелся надеждой.

Автобус ехал на север Баварии, миновал Хоф и взял курс на Вайден. Затем он повернул на восток, в сторону небольшого местечка Флоссенбюрг близ бывшей германо-чехословацкой границы. Вот и показались проволочные заграждения, сторожевые вышки, бесконечные ряды бараков. Зондереггер доложил о прибытии оберштурмбаннфюреру СС Кеглю, коменданту лагеря, вручив ему письмо от шефа гестапо. Там было сказано, как обходиться с важными персонами: не снимать с них оков, никакой переписки, режим питания обычный.

Канариса и его друзей привели в бункер — длинный одноэтажный каменный барак, в нем было 40 камер. Когда-то сюда упрятывали узников, которых комендант лагеря подвергал аресту. С 1943 года здесь стали содержать особо опасных политических заключенных.

Канариса поместили в камеру № 22. Эсэсовцы вошли вместе с ним в комнату, надели на него наручники, а на ноги наложили цепь — другой ее конец был прикреплен к стене. Затем захлопнулась дверь. В картотеке особых узников Канарис отныне значился под псевдонимом Цезарь.

КАЗНЬ КАНАРИСА

Вскоре адмирал понял, что успокаиваться рано. РСХА продолжает следствие: в лагерь прибыл печально известный криминальрат Ставицки. Ему разрешили допрашивать Канариса без особых церемоний. У гестаповца, кстати, были новые улики против адмирала. Служащий германского посольства в Мадриде припомнил, как в 1940 году адмирал не советовал Франко вступать в войну, делился с ним военными секретами рейха.

Канарис и это оспаривал. Держался он холодно, спокойно. В лагере он, кстати, снова стал заботиться и о своем внешнем виде. Светло-серый костюм, чистая белая рубашка, тщательно подобранный галстук. Когда адмирал выходил во двор на прогулку, то обязательно надевал пальто. Но все это была видимость, гордая поза. Стоило Канарису оказаться в камере, его охватывало отчаяние.