Адмирал Канарис — «Железный» адмирал

Однако вскоре и сам рейхсвер был втянут в кровавый передел власти. После «ночи длинных ножей» в выигрыше оказался прежде всего рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер — он освободился от навязчивой опеки Рема; он теперь единолично правил империей концентрационных лагерей. Впрочем, и этого ему показалось мало. Гиммлер стал создавать свою армию — войска СС, противопоставляя их рейхсверу.

Вскоре руководители рейхсвера почувствовали, что они «под колпаком» у гестапо и СД. Телефонные разговоры всех высших военных чинов прослушивались гестаповцами. Члены партии, служившие в армии, обязаны были представлять отчеты о всех действиях военных, подрывающих авторитет партии. Между солдатами рейхсвера и войск СС происходили драки. Гестаповцы стали добиваться, чтобы им разрешили проверять благонадежность офицеров. Фанатичные сторонники НСДАП вновь и вновь говорили, что «армия противопоставляет себя партии». Военные же жаловались на «планомерную травлю вермахта». В это время вожди СС и стали распространять слухи о том, что армия готовит путч.

Тревожные сообщения поступали из разных частей страны. Наконец, генерал артиллерии барон Вернер фон Фрич, командующий сухопутными войсками, рекомендовал своему министру твердо и четко разграничить полномочия. Фрич всерьез верил, что армия может отгородиться от режима и защитить своих солдат от безудержной нацистской пропаганды — для этого нужно якобы подчиняться одному лишь «вождю и рейхсканцлеру», стоящему «над партией».

Сдружить армию с эсэсовцами и надлежало Канарису. Он поддерживал контакты с гестапо и, как сейсмограф, мог регистрировать любые изменения в отношениях друзей-соперников. Рейхенау был своего рода Макиавелли, и, по его разумению, капитан Канарис оказался нужным человеком на нужном месте. Люди такого пошиба, как этот морской офицер, сумеют сгладить конфликт, который в равной мере угрожал и Гитлеру, и планам вооружения рейхсвера.

* * *

Столь трудную задачу эту Канарису пришлось решать уже с первого дня службы. Только у себя он мог держать собак. В кабинетах других высших бонз ему приходилось самому «вертеть хвостом». Всего несколько часов пребывал в своей должности новый начальник абвера, как ему приказано было явиться в здание Прусской государственной оперы на Унтер-ден-Линден. Но вовсе не для того, чтобы усладить свой слух новой музыкальной постановкой.

Накануне, 1 января 1935 года, на стол Гитлера легли сообщения о серьезных раздорах между рейхсвером и партией. Фюрер приказал собрать в здании оперы «все руководство партии, государства и вермахта».

«Спустя 24 часа, — расточал восторги журналист «Фелькишер беобахтер», — в Берлин изо всех уголков Германии съехалось руководство рейха, и были приняты все меры, необходимые для проведения столь важного и торжественного события».

Словом, когда Канарис явился в театр, ложи и партер были полны. Здесь собрались все мало-мальски известные военные, чиновники и партийные функционеры. Начальник абвера уселся в третьем ряду партера — рядом с адъютантом Гитлера майором Фридрихом Хоссбахом.

Вскоре появился фюрер. Его встречали бурными возгласами: «Зиг хайль!» Собрание открыл Рудольф Гесс, «заместитель фюрера». Потом несколько слов сказал Геринг, как бы принимавший гостей у себя. Наконец, начал говорить Гитлер. Речь его длилась полтора часа. Слушатели позднее с трудом могли вспомнить, о чем же все-таки говорил фюрер, однако выступал он так проникновенно, что в памяти военных запечатлелось одно: национально мыслящий государственный деятель выказал огромное желание примирить все политические силы страны.

Гитлер опроверг «слухи» о раздорах между НСДАП и рейхсвером и заявил, что Новая Германия будет покоиться на двух столпах — партии и вермахте. Это его «непоколебимая воля». С «нашим вермахтом» (а в будущем он еще усилится) Германия добьется уважения во всем мире и обеспечит свою национальную безопасность. «Сегодня, — добавил Гитлер, намеренно намекая на критиков внутри партии, — я счастлив, что в 1933 году вермахт не переметнулся немедленно на мою сторону, ведь суть армии послушание и консерватизм, и если бы вермахт тогда так легко нарушил данную им клятву, то я бы и теперь опасался, что он в любой момент может изменить мне».

Выступление Гитлера произвело столь сильное впечатление на военных, что некоторые решили даже, что фюрер фактически реабилитировал генералов Шлейхера и Бредова, убитых 30 июня 1934 года. Наверняка Гитлер убежден, что их расстреляли по ошибке, поэтому имена обоих офицеров следует занести на доски почета их родных полков, думали они.

Пышная постановка окончилась представлением оперы Вагнера «Тангейзер».

Канарис был глубоко потрясен искусством Гитлера-оратора. Впрочем, не он один. Все вокруг были охвачены неистовым восторгом. Даже старый ворчун Фрич и тот убедился, что Гитлер сделал выбор в пользу вермахта. В среде высших военных нарождается культ Гитлера, к нему начинают относиться как к новому монарху.