Адмирал Канарис

Позиция Канариса относительно всего этого дела еще раз ярко проявляется в его высказывании, которое он сделал в Копенгагене, куда отправился сразу же после занятия его немецкими войсками. Там на следующий день после вторжения немецких войск ходили слухи о том, что в районе Бергена должно произойти большое морское сражение между немецкими военными кораблями и британским флотом. Канарис сначала серьезно отнесся к этим слухам, потому что он увидел в них подтверждение, хотя и запоздалое, своих стратегических предположений. Он заметил по этому поводу: «Видите, если бы англичане оказались в море на два дня раньше, то этого бы не случилось».

Из сказанного ясно видно, что Канарис долгое время слишком оптимистически рассматривал вероятность энергичного превентивного вмешательства британского флота. Это, с одной стороны, весьма характерно для его высокого мнения о мощи Британии и осмотрительности британского политического и военного руководства. Но кроме того, этот единичный случай является примером, что глубокому фаталистическому пессимизму, который все больше овладевал Канарисом с момента начала войны, снова противостояла сангвиническая оценка отдельных событий. Возможно, именно полярностью его чувств и ощущений можно объяснить то, что он переносил моральные и душевные тяготы 1939–1944 гг., не смирившись, и продолжал борьбу, в успешное завершение которой он в глубине души не верил. Ощущению безнадежности и осознанию, что все напрасно, его темперамент противопоставлял снова и снова самую оптимистическую оценку отдельных событий и фактов. В основном это ничего не давало, кроме временного самоуспокоения. Чем дольше продолжалась война, тем ему труднее было обрести хотя бы такую временную местную анестезию собственного пессимизма. Позже ему ничего не оставалось кроме бегства в лихорадочную деятельность, которая в основном заключалась в почти беспрерывных поездках от одного зарубежного отделения абвера к другому, из страны в страну.

Что касается конкретного факта оценки Великобритании, то здесь следует еще отметить, что мнение Канариса было до некоторой степени предвзятым и что он сохранял его очень упорно, вопреки обоснованным аргументам. Но в безрассудной склонности Гитлера и Риббентропа считать, что они покончили с англичанами, полагая, что те пришли в состояние упадка и созрели для того, чтобы уйти с политической арены, он справедливо увидел подтверждение своего противоположного мнения. Он был почитателем англичан, и его высокое мнение о них основывалось, в основном, на двух факторах: как морской офицер он имел ясное представление о мощи и боевых качествах британского флота и был убежден в его способности удержать за собой господство на море перед любой державой европейского континента. К этому добавлялась его симпатия к интуитивному, внешне совершенно бессистемному способу, с помощью которого британцы создали свою большую империю и управляли ею. Метод, при котором импровизация стояла над организацией, при котором личность могла свободно развиваться без установленных клише, слишком сильно соответствовал его собственной натуре, чтобы оставить его равнодушным. В особенности Канарис восхищался Уинстоном Черчиллем, чьи воинственные речи он регулярно читал и затем в кругу своих доверенных комментировал в позитивном смысле, отмечая особенно ту откровенность, с которой тот обсуждал в них перед английским народом и всем миром трудности и нужды Англии. Эти выступления Канарис противопоставлял лживой пропаганде Геббельса. Мнение Канариса о Великобритании было в основе своей правильным. Он не сомневался в том, что главная сила англичан заключалась в их способности «брать», если можно так выразиться, языком бокса. В том, что потребуется время, прежде чем они будут в состоянии отплатить Гитлеру той же монетой или почище, он тоже был убежден. Однако он недооценивал величину этого промежутка времени и также не хотел признать, что весной 1940 г., то есть во время «странной войны», в крупных инстанциях Англии еще не было решимости, которая появилась несколько позже под впечатлением поражения во Франции, непосредственной угрозы Британским островам и под влиянием вдохновляющей личности Уинстона Черчилля. Теперь следует обратить внимание на то, что в оппозиции против Гитлера ведущие умы: Бек, Герделер и фон Хассель, а также Канарис и Остер — стали связывать свое понимание внешнеполитических предпосылок и возможных последствий государственного переворота с западными державами, особенно с Великобритании. Они рассчитывали прежде всего найти у британского правительства высокую степень понимания проблем, с которыми имела дело немецкая оппозиция.