Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Приехав домой, отец мой раскрыл пакет, и маленькая записка, которая, вероятно, по нечаянности была тут, разъяснила ему все дело. Едва он успел прочесть ее, как прискакал посланный из комиссии, требуя от него поспешно бумаги обратно. Он закрыл пакет, вручил его посланному и сказал: «Возьмите, мне более ничего не нужно, я все понял». На другой день явился к нему князь Куракин^{62} и, проливая слезы, уговаривал просить прощения у государя, который всегда его любил и, вероятно, окажет ему свою милость. Отец мой отвечал ему: «Никогда я этого не сделаю, потому что ни в чем не признаю себя виновным; но знайте, князь, что если я даже буду сослан в Сибирь, и оттуда бойтесь меня!» Отец мой, не быв виновен, оправдался, и враги его не достигли своей цели; но, зная неустрашимую откровенность его и любовь Павла Петровича к нему с детства, уговорили государя не призывать к себе Мордвинова, будто бы по той причине, что он может, по горячности своей, сказать что-нибудь неприятное и тем подвергнуться немилости. Государь согласился не видать его, подарил при этом ему тысячу душ, предоставив выбор имения где пожелает, и уволил его от службы. Отец мой принял это как знак милости, а не гнева, и что государь увольнением удалил его, чтобы спасти от происков врагов его. Вспоминая о Павле Петровиче, отец мой говаривал о нем, что он имел много благородных душевных качеств, но его вспыльчивость, мнительность и настойчивость в требованиях— немедленно исполнять волю его— много ему вредили; иные из окружающих его пользовались тревожным характером и медлили исполнять его приказания, чтобы, раздражив его, поднести доносы о тех, кого хотели по злобе погубить. Помнится мне, что одно из нареканий на моего отца состояло в том, что будто он не радовался восшествию на престол Павла Петровича и скорбел о кончине Екатерины.

VII

В Николаеве, в 1799 году, февраля 24 дня, родился брат Александр^{63}, а в мае месяце мы все поехали в Крым. На пути остановились в имении графа Каховского^{64} на несколько недель, по его приглашению. Оставив нас, отец поехал в Саук-су, в наше имение, где он назначил нам будущее местопребывание. Селение это находится в узкой долине, окруженной высокими горами, покрытыми темным, густым лесом; кое-где виднелись дикие разнообразные скалы; иные из них казались нам развалинами, убежищем каких-нибудь отшельников древних времен. Между горами протекает речка Саук-су* и разделяет селение на две части: посреди селения на этой речке бьет фонтан чистейшей воды; место очень живописное, но чрезвычайно мрачное. Отец мой, избрав на склоне горы место для постройки дома, очистил несколько татарских изб для временного нашего помещения, и мы туда переехали. С нами были: тетушка Анна Семеновна с сыном, маленьким его товарищем и гувернером; мадам Гаке с дочерью; наша гувернантка и матушкина сестрица мадам Мадекс с мужем и двумя детьми, которые приехали из Англии погостить к нам в Николаев. Отец мой занялся постройкою дома, пользуясь материалом большого неоконченного завода. Пока строился дом, все жили отдельно в татарских, домиках и приходили обедать все к нам. Матушка, неразлучная с батюшкой, всегда находила большое удовольствие разделять труды его в устройстве хозяйства и разведении маленького сада перед домом. Там был еще большой фруктовый сад, но в некотором расстоянии от избранного места. Дом был к зиме готов, хотя каменный, но совершенно сухой. Отец мой придумал средство просушивать стены маленькими печурками в стене, между окнами, где постоянно держали огонь. По окончании внутренней отделки дома их заделали. Соседей около нас не было никого, кроме проживающих в Судаке должностных лиц и владельцев, разводивших виноградники. В числе их жил академик Паллас^{65}, известный ученому свету по своим путешествиям и сочинениям. Он часто виделся с отцом моим, и дочь его приезжала к нам.