Адмирал Н.С.Мордвинов — первый морской министр

Отец мой всегда был очень степенный человек, не любил щеголять и даже скуп был для себя, но щедр для других; не только не отказывал в помощи, но сам предупреждал нуждающихся. Кроме родовых имений, которыми владел отец мой, пожаловала ему императрица Екатерина большую часть Ялтинской долины; от государя Павла Петровича он получил тысячу душ в Воронежской и Тамбовской губерниях. Кача по духовному завещанию досталась ему от приятеля его Фалеева^{57}.Г-н Фалеев был очень богат и не имел прямых наследников; несколько раз при жизни своей он просил моего отца, в знак дружбы, принять от него это имение, и мой отец всегда отказывал, но по смерти Фалеева принял в память, по завещанию. В то время в Крыму имения продавались по дешевым ценам; отец мой купил Саук-су, Эль-бузлу и виноградники в Судаке. Сабли и Корениху тоже купил, но опять продал, чтобы приобрести Байдарскую долину и имение в Пензенской губернии; купил еще в Днепровском уезде Черную Долину и земли в Мелитопольском уезде, в Саратовской и в Оренбургской губерниях и все населил крестьянами из других деревень.

Александр Семёнович Мордвинов

В «Истории Малороссии»^{58} Н. Маркевича (стр. 619 упоминается о Черной Долине, под названием Серкет и Гайман. Вероятно, это та же самая, которая теперь принадлежит нам.

VI

При вступлении на престол государя Павла Петровича отец мой был произведен в адмиралы. Кажется, около этого времени государь послал Рибаса в Николаев, предоставляя отцу моему решить судьбу Рибаса, и даже дозволил сослать его в Сибирь. Вероятно, государю известны были все действия этого хитрого человека, также неприязнь и интриги против отца моего; но отец мой, по приезде Рибаса, сам поехал к нему, великодушно простил его и пригласил к себе обедать. Рибас признался моей матушке, с каким страхом он ожидал свидания с моим отцом и как поразила его великодушная встреча, но благодарности за это не почувствовал. Во время пребывания своего еще в Николаеве он снова начал интриговать фальшивыми доносами. Отец мой, по приказанию государя, отправился из Николаева к нему в Петербург и ожидал себе лестного приема. Не доезжая заставы, когда было уже довольно темно, он в карете задремал. Вдруг слышит около своего экипажа топот лошадей; вообразил себе, что это был знак почетной встречи. При самом въезде его в город офицер подъехал к окну кареты и почтительно спросил: куда он прикажет его везти? Тогда отец мой удивился и сказал: «Что это значит?»— и получил в ответ, что по воле государя он арестован^{59}.

Не желая навлечь кому-либо из приятелей неудовольствия своим приездом, будучи под арестом, он решился ехать к одной родственнице, вдове, и остановиться у нее. «Ма cousine*,— сказал он, войдя в комнату, — примете ли вы арестанта?» Разумеется, родственница ему не отказала; когда же он удалился в приготовленную для него комнату, офицер объявил, что ему приказано не отлучаться от него, но отец мой уговорил его спокойно лечь спать, заверив, что не уйдет, и сам всю ночь провел, ходя по комнате, в раздумье, какая бы могла быть причина его ареста, и не знал, чему приписать. На другой день явился к нему посланный с объявлением, что назначена комиссия его судить^{60}, куда и попросят его явиться.

Государь, любя моего отца и боясь его погубить, спросил у своего секретаря, Кушелева^{61}, как он думает, может ли Мордвинов оправдаться? — «Если нет, я запрещаю судить его, но если может — пусть судят!» На это Кушелев отвечал: я уверен, что Мордвинов ни в чем не виноват против своего государя. Когда отец мой явился в комиссию, на столе лежала кипа бумаг, по которой ему делали такие странные и неясные вопросы, что он ничего не мог понять, в чем его обвиняли, и просил доверить ему бумаги рассмотреть у себя, на что и согласились.