Планер КИК, едва оторвавшись от земли, падал прямо под собой. По своим летным качествам он мог тягаться разве что с утюгом. Каждый в душе мечтал, что кто-нибудь наконец приложит его на посадке чуточку погрубее и превратит в запчасти. Но никто не решался осуществить мечту собственными руками: со Степанчонком шутки могли кончиться плохо: он терпеть не мог разгильдяйства ни в воздухе, ни даже на земле, полагая, что воздушные неприятности «куются» на земле.
К вечеру, когда солнце повисло над горами и его косые красные лучи обозначили каждую неровность и былинку склона, ветер заметно усилился. Кто-то подъехал на мотоцикле и крикнул снизу:
— Прячьте планеры! Будет буря! Метео обещает двадцать пять метров в секунду.
— А куда же их прятать? — спросил кто-то, но мотоциклисту это было неинтересно, он свое дело сделал.
Начальник слета назначил старших и приказал:
— Выполняйте!
Старший трех летных групп, в том числе и группы Степанчонка, чуточку растерялся.
Королев, оказавшийся рядом, сказал:
— Ветерок и в самом деле усилился. Зря теряем время.
— Черт его знает, что делать?
Все стояли в некотором замешательстве и поглядывали на старшего. Королев огляделся, потом подбежал к северному, подветренному склону, вернулся и молча стал расстегивать палатку с уже разобранным «Драконом».
— Давайте трое сюда! — крикнул он из палатки. — Подавайте наружу плоскости!
Он вытащил из палатки плоскость, ее подхватили, но никто не знал, что делать дальше.
— В овраг, на северном склоне! Ветер там не достанет, — сказал Королев. — А зачем сто человек? Плоскость легкая. Налетайте на следующую палатку, а ты, Володя, принеси автомобильные камеры и брезент, валяется за последней палаткой, тащи в овраг.
И тут все завертелось. Лишних людей Королев отсылал туда, где рук не хватало.
Разобранные планеры сносили в овраг, укладывали на брезент и автомобильные камеры и прижимали плоскими камнями.
Старший подбежал к Королеву, который в этот момент тащил с Люшиным плоскость планера, и спросил:
— А палатки разбирать?
— Разбирать, в них завернем детали. КИК в последнюю очередь.
Сергей вспомнил работу грузчиков и подумал, что планеристы в этой области человеческой деятельности намного бестолковее. Но тем не менее силы расставились как следует, количество холостых ходов уменьшилось.
Ветер усилился, похолодало, но никто этого не замечал. Стемнело. Оставался один КИК. Королев пробежал мимо его палатки и зачем-то ткнул ногой один из кольев.
Все планеры лежали в овраге, накрытые и придавленные камнями.
Когда Королев просунул голову в оставшуюся палатку, то увидел, что от порывов ветра центральная мачта с окованным основанием раскачивается, подобно маятнику, брезентовые стенки хлопают, «как штанины, когда вылезаешь из гидроплана», — подумал он. И тут же снял с себя командирские полномочия, тем более же никто его не уполномочивал командовать. Да он и не командовал: просто распределил силы и наметил, что делать. Теперь он праздно глядел, как палатку закрепляли, и ухмылялся. Он уже не считал себя командиром.
Всю ночь свирепствовала буря. К утру утихла.
Подъезжая к вершине по пологому склону в кузове АМО, планеристы с надеждой поглядывали, не появится ли островерхая палатка. Палатка не появлялась, точнее, не появлялось острого верха палатки, сама она была здесь, но лежала. Только один планерист не глядел вверх с надеждой. Это был Королев.
Когда расшнуровали стенку и заглянули внутрь, Люшин сказал:
— Теперь его мама родная не узнает.
Все переглянулись и опустили глаза. Мечта сбылась. Тяжелой мачтой КИК размолотило вдребезги.
ХВАТИТ
ХОДИТЬ В МАЛЬЧИКАХ
Королев шел на работу в свое конструкторское бюро и думал:
«Нужно сделать к следующим соревнованиям собственный планер. И в нем исключить все, что мне не нравится в других планерах. Он должен быть «для себя». Ведь есть планер моей мечты, и не один. А мне уже за двадцать, пора шевелиться. Во-первых, мой планер должен быть надежен, как телега. Второе: он должен иметь легкое управление. Ведь противно, когда аппарат дергается от малейшего движения ногой, а ручку приходится отклонять до борта кабины, чтобы сделать легкий крен. Третье: он должен быть парителем. Успею ли я закончить его к следующим соревнованиям? Надо успеть. Надо найти какой-то выход, он есть. Вон Люшин не побоялся самой судьбы, которая заказала ему пути в небо. А как летает! Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что он чувствует машину лучше всех из нашей группы».
Королев вспомнил, как Люшин парил, несмотря на то, что парить, по замечанию самого Степанчонка, было невозможно.
«Да и вообще, что это за слово «невозможно»? Границы человеческой ловкости и энергии наукой еще не определены. Говорить «невозможно», это не научный подход к делу. И это слово употреблять не следует: все, что человек может вообразить, он может и сделать. Итак, четвертое: планер должен быть красив».
Он вспомнил вычитанную где-то реплику Леонардо да Винчи, которую тот произнес, глядя на свою разбитую модель вертолета: «Он не полетел оттого, что некрасив».