Председатель комиссии пожал конструкторам руки и сказал:
— Надеюсь года через два-три увидеть ваш планер в воздухе. Это, конечно, трудно, но возможно.
И завертелось, закрутилось.
Завод, институт, изготовление рабочих чертежей, поиски мастерских. Спали по три часа в сутки, да в автобусе, если удастся занять место и заснуть до того, как рядом окажется женщина или старик.
Деревянные детали делали мастерские трамвайного парка, а металлические — Академия Жуковского. Обязанности приходилось разделять, чтобы одновременно оказываться в двух местах.
Незаметно прошла зима.
После института Королев забежал к Люшину и сказал:
— При Авиахиме организована группа для обучения планеристов на самолет ускоренным методом. Эксперимент. Шесть человек. В среду в Петровском дворце медицинская комиссия. Летать будем по воскресеньям.
— Не пойду, — сказал Люшин. — Эти эксперименты не для меня.
— Это то же, что не пойти сдавать экзамен со страху. Тут двойка. А если пойдешь, может быть и тройка.
— Не уговаривай.
— В среду утром зайду за тобой.
В среду Люшина забраковали. Прекрасное здоровье, атлетическое телосложение, но левая рука…
— Ну вот, — с хорошо скрываемой досадой воспитанного человека сказал он. — Выше головы не прыгнешь.
И увидев, что Королев страдает, улыбнулся.
— Сходи в Авиахим, — не отступал Королев, — нельзя останавливаться на полпути.
В воскресенье он двигался по липовой аллее от Белорусского вокзала в сторону аэродрома на Ходынке. Прошел мимо Солдатенковской больницы и павильона, оставленного после коронации Николая Второго. От ресторана «Стрельна» с зимним садом шли дачи до самого села Всехсвятского. У Петровского дворца Королев завернул налево.
Настроение у него было мрачным: он чувствовал себя виноватым перед Люшиным.
Стоял месяц март. Небо было ясным, как будто зима оттерла его снегом до блеска. Мороз еще чувствовался, но уже пахло талым снегом. Весна обрызгала живой водой липы, и они ожили, это чувствовалось, хотя ничего не изменилось в них снаружи.
На аэродроме Королев увидел летную группу, и среди них Люшина. По его лицу он понял, что все в порядке.
— Ну что? — засмеялся он. — Ведь я был прав!
Ему сразу стало хорошо, и он почувствовал, что пришла весна.
— В спортсекции меня спросили, смогу ли я двигать сектора
— Ты слушайся меня, — сказал Королев. — У меня интуиция и легкая рука. И я никогда не вру. Когда человек не врет, его слова приобретают материальную силу, и потом, что бы он ни говорил, все будет сбываться. Я шучу, конечно. А где твое летное обмундирование?
— Не успел получить. Полетаю в своем.
— Авиация не терпит разгильдяйства.
Инструктор сказал:
— Так как вас готовят ускоренно, то я буду говорить с вами также ускоренно. Вот аэроплан У-1, копия английского АВРО-504 выпуска 1912 года. Мотор «Гном-Рон», сто лошадей, девятицилиндровый. Коленвал здесь неподвижен. Вы спросите: «А что же здесь крутится, если коленвал неподвижен?» Я отвечу: «Сам мотор крутится». Карбюратора здесь нет. Вы спросите: «Как же так, без карбюратора?» Я отвечу: «Прямо так подается бензин в цилиндры». Залезьте-ка на плоскость. Не все сразу — отломается, и поаккуратнее, перкаль не порвите! Вот два сектора. Один из них — подача бензина, а другой — воздуха. На малых оборотах такой мотор работать не может. Как только запуститесь, самолет тут же и поедет. Что же тогда делать? Кто скажет?
Инструктор обвел курсантов торжествующим взглядом.
— Вот на ручке управления красная кнопка. Нажмите кнопку, зажигание выключится, Мотор будет крутиться вхолостую. Что я не сказал? Ну, в бак заливается горячая касторка. В передней кабине сидит инструктор. Он может через переговорную трубу дать курсанту ценное указание или приказ. Курсант же ему ответить никак не сможет. Поэтому приучите себя к идее, что говорить буду я, а вы будете слушать, выполнять мои приказания и не обсуждать их. Вопросы есть?
— Зачем эта деревянная лыжа между колесами?
— Чтоб не было капота. Она вынесена вперед. И если колеса на посадке разуешь, все лучше садиться на нее, чем на животик.
— Какие приборы в кабине?
— Высотомер, указатель скольжения — это в кабине курсанта. Указатель оборотов общий, между кабинами, на стойке. А что в кабине инструктора, вам знать не обязательно. А если хотите знать, то скажу: нет там ни хрена, кроме указателя скольжения. Еще забыл вам сказать, что аппарат допотопный, черт его знает какой он категории, но в самолетном формуляре на первой странице, в разделе «Характерные особенности» сказано, что машина не допускает глубоких виражей. Поэтому поаккуратнее. Плоскостя отвалятся. И еще ее уводит в сторону.
— Кого?
— Машину. Получается гироскопический момент. Короче, если пропеллер крутится в одну сторону, то самолет пытается повернуться в противоположную. Это вам не планер, надо все время как-то парировать этот крен. Вопросы еще есть? Нет? Разойдись. Полазьте по аэроплану, поглядите, где что.