Адмирал Вселенной

Взлет он провел чисто. Только мотор плохо тянул. Машина не хотела лезть вверх. Приходилось разгонять ее в режиме горизонтального полета, а когда скорость достигала предела, брать ручку на себя и таким манером подтягивать ее вверх, с разбегу.

Кошиц оглянулся и через переговорную трубку спросил:

— Восемьсот метров дал?

Королев отрицательно покрутил головой.

— Семьсот?

Королев снова покрутил головой.

— Шестьсот?

Королев поднял пять пальцев и один загнутый.

— Пятьсот пятьдесят? Лезь дальше.

Зелень Садового кольца и многочисленных парков Москвы посинела, заволоклась дымкой.

— Семьсот есть?

— Нет.

— Сколько?

Шесть пальцев и один загнутый.

— Хватит! Попробую вогнать с правого виража. Не держите рули. Гляди, что как движется.

Кошиц взял ручку на себя, задрал нос и, сбросив газ, дал ногу.

Но аэроплан, сделав полувиток, вышел из штопора.

— Выходит на горизонт зар-раза. Не рассчитан он на фигуры высшего пилотажа. Попробуем с левого виража и потерей скорости. Следите за мной и за ручкой.

И тут «Авруха» сорвалась в штопор. Москва, залитая голубой дымкой, завертелась. Купола сотен церквей описывали золотые обручи.

Кошиц взял рули нейтрально и опустил нос — аэроплан вышел на горизонт.

— Повторите! — сказал он. Королев кивнул.

Два раз он срывался в штопор самостоятельно и выходил на горизонт…

На земле он улыбался какой-то потусторонней улыбкой.

— Следующий! — крикнул Кошиц.

— Что касается Кошица, то он никогда не укокошится, — сказал кто-то.

— Мастер!

Курсанты, сидя на траве, следили, как самолетик взлетел и стал набирать высоту. Долго кружил. Вот задрал нос и сорвался в штопор. Королев вспомнил сон, и ему сделалось страшно. Он поглядел на лица своих! товарищей, которые без шуток-прибауток не могли жить, как без воздуха. Их лица окаменели. Им тоже было страшно. На земле.

ДЕЛА И ДНИ

Вечером Сергей спросил:

— Мама, ты чем-то расстроена? Что случилось?

— Пока ничего, — сказала Мария Николаевна значительно и отвернулась.

— Тогда все в порядке. Стоит ли из-за будущих неприятностей, которых может и не быть, портить себе настоящее? Ведь только оно реально, а все прочее чешуя, игра воображения: и прошлое и будущее.

Сергей проследил за взглядом матери и понял, что произошло. Собственно, ничего не произошло. Но как это он допустил такую оплошность: на столе была папка с газетными вырезками. Обычно он запирал ее в стол, а тут вкладывал в нее очередную вырезку, чем-то отвлекся и утратил бдительность.

— Ну, это чепуха! — сказал он и улыбнулся как можно беззаботнее.

Мария Николаевна молчала.

— Ерунда, — повторил он, — не обращай внимания. В папке лежали некрологи. Вчера он вложил еще один некролог.

«22 июля с. г. на центральном аэродроме имени Фрунзе погиб старший военный летчик Научно-испытательного института ВВС РККА т. А. Павлов… во время передачи Осоавиахим. ом 20 новых самолетов Военно-Воздушным Силам РККА на авиетке собственной конструкции».

Он вспомнил флегматика Алексея Павлова, который в воздухе не был флегматиком, и отвернулся.

— Все в порядке, — сказал он и спрятал папку в стол.

Мария Николаевна молчала.

Планер был почти готов. Пришел Арцеулов. Он внимательно осмотрел аппарат и сказал:

— Я верю в него.

— Почему верите? — вырвалось у Королева, и он поймал себя на том, что ждет похвалы.

Арцеулов понимающе улыбнулся и задумался.

— Как бы вам сказать… Он красив.

Королев и Люшин переглянулись.

— Мне бы хотелось быть официальным пилотом этого планера, — продолжал Арцеулов. — Вы не против?

Друзья только улыбнулись в ответ.

— Где вы отыскали таких рабочих? Один к одному И работают как для себя.

— Некоторые работают бескорыстно, — сказал Королев. — Вообще-то они обычные. Только они уверены в том, что делают будущее русской авиации.

— Так оно и есть[1], — сказал Арцеулов. — Они правильно думают.

— У Сережи организаторский талант, — сказал Люшин.

— Да, я помню, во время бури… И как он обошелся с КИКом.

— Ничего подобного. Просто они знают, что делают. И все тут, — повторил королев, делая вид, что КИК не на его совести. — А что?

— Сегодня твой самостоятельный вылет, — сказал Люшин.

— Первый самостоятельный вылет — это праздник, — задумчиво произнес Арцеулов.

— Но не для планеристов.

— Каждый полет не похож на предыдущий, и каждый можно рассматривать как первый, — улыбнулся Арцеулов.

Уже самостоятельно летали Пинаев и Люшин. Остальных Кошиц держал в черном теле. И на все мольбы курсантов неизменно отвечал:

— Вам хорошо, вы расшибетесь. А каково мне, на земле?

Но на этот раз, проходя мимо Королева, он сказал небрежно:

— Снимите с переднего сиденья подушку и застегните привязные ремни, чтобы они не попали в управление.

Королев понял, что к чему, и не заставил себя долго уговаривать. Он влетел на плоскость, вытащил подушку, застегнул ремни и оглянулся на инструктора. Тот был бледен.

«Боится, — подумал он. — В самом деле гораздо легче самому летать на самой последней развалюхе, чем глядеть, как летают другие».

Кошиц сказал Королеву:

— Заходя на посадку, повнимательнее над Петровским дворцом. Не повредите купола. Ничего, что сядете с промазом. Все остальное как учили.