Адмирал Вселенной

— У нас была цель сделать планер, на котором не страшно летать, — говорил он. — Ради прочности мы увеличили и нагрузку. А большая скорость поможет скорее проскочить зоны нисходящих потоков.

Техническая комиссия молчала. Член комиссии Ильюшин сказал:

— Великоват люфт в системе управления — устранить.

Соперники Люшина и Королева принесли инструмент, запчасти и помогли устранить люфт. Планер был принят. Отныне он уже не принадлежал своим творцам. Отныне он — отрезанный ломоть.

— Первым полетит Арцеулов, — сказал Люшин Королеву. — Как бы хотелось самому сделать первый вылет.

— Да, — согласился Королев.

— Легче самому летать, чем строить и глядеть, как кто-то другой летит. Это самые страшные минуты в жизни конструктора.

— Да, на земле страшно, — согласился Королев. — У меня такое чувство, как будто у нас с тобой общий мозг. И один из нас говорит сразу за двоих. Только вдвоем мы на большее способны: четыре руки, и мы одновременно можем находиться в разных местах.

Люшин улыбнулся.

— Ну, конструкторы, волнуйтесь! — сказал Арцеулов, затягивая привязные ремни.

И планер взлетел.

Когда планер приземлился, все устремились к нему.

— Порядок, — сказал Арцеулов. — Хорошо сбалансирован, рулей слушается, Поздравляю. Но какое имя вы дали своему ребенку?

— У меня была мысль, — произнес Люшин. — Но нужно быть убежденным, что планер того стоит.

— Стоит любого, самого громкого имени.

— Тогда «Коктебель». Как ты думаешь, Сережа?

— Я говорил, что у нас один мозг. Я думал о том же и также боялся говорить об этом до полета.

— Теперь наша очередь, — сказал Люшин, потирая руки. — Садись, Сергей.

И Королев не заставил себя долго ждать.

— Олег, подержи хвост, — сказал Люшин Антонову.

— Я вижу у вас в руках плоскогубцы, — обернулся Королев к Антонову, — Бросьте их мне в голову, они мне нужны. Спасибо.

Он поймал плоскогубцы и переконтрил гайку крепления высотомера.

— Может, поехали? — сказал он.

Стартовая команда начала отсчитывать шаги. Амортизатор натянулся, дрожал, дрожали головки засохших цветов, когда резина прикасалась к ним.

Сзади кряхтел Антонов. Ну, если молчит, значит все в порядке. Королев оглянулся — Антонов лежал на земле животом. Раздалась команда: «Бегом!»

Короткий разбег, два-три толчка лыжей о камни, и вот уже плотный воздух обдувает лицо. Земля погружается вниз, как на дно.

Королев дал крен и пошел вдоль склона. Вот уже весь Узун-Сырт виден как на ладони. И начинают постепенно выступать новые и новые голубые хребты Крымских гор. Голубеет прозрачный горизонт. Матово блестит море.

Королев увеличивал крен от разворота к развороту. Планер шел с набором высоты. Но восходящий поток был точно по контуру склона. Отдал ручку от себя — планер встал в нужный угол планирования. Задрал нос — планер вернулся в нужный угол. Дал разворот с набором высоты — прижало к сиденью, как на самолете. Планер отвечал на все вопросы, которые задавал ему конструктор.

Королев парил уже более трех часов. И вдруг увидел орла. Над ним белели куполообразные кучевые облака. Орел не шевелил крыльями. Его сбоку освещало солнце.

«Там восходящий поток, — подумал Королев и устремился к орлу. — В восходящих потоках он наверняка разбирается лучше меня».

Орел оглянулся и пошел вниз, уступая место планеру.

На посадке Королев почувствовал удар о хвостовое оперение. Он торопливо отстегнул ремни, вылез из кабины и увидел, что на хвостовом тросе болтается штопор: его вырвало из земли.

— Возьмите свои плоскогубцы, — сказал Королев подошедшему Антонову.

Олег был сильно смущен.

— Ну как? — спросил Люшин.

— Сам лети. Все поймешь.

В дневник состязаний было записано:

«15 октября наблюдалось сильное оживление среди рекордсменов. Продолжительность полетов была до 3 часов, а молодой паритель Королев на «Коктебеле» парил 4 часа 19 минут».

После состязаний Королев решил съездить в Одессу на пароходе, а оттуда уже в Москву.

На пароходе было пусто, дачный сезон миновал. Королев был в каюте один. Он достал тетрадь и стал писать письмо матери.

«Суббота. Пароход «Ленин».