Адмирал Вселенной

— Вас понял, — Королев почувствовал, что переиграл, разыгрывая высшую степень равнодушия.

«Надо вести себя, как обычно, зря работал под флегматика», — подумал он и вспомнил Павлова.

Очутившись в кабине, он забыл обо всем.

Движок пошел с первой попытки. И стартер с флажком не ловил, как обычно, ворон, а сразу заметил поднятую руку и дал отмашку.

«Авруха» поползла вперед все скорее и скорее, набрала скорость, вначале трясло, но вот толчки стали более плавными, совсем исчезли, Королев взял ручку на себя. Он летел над Москвой, не замечая собственных движений, хотя стороннему наблюдателю могло бы показаться, что его руки и ноги выписывают весьма замысловатые траектории. Аэроплан шел словно от одного усилия мысли, и руки и ноги здесь ни при чем. И это давало свободу и необъяснимое чувство, понятное только летчикам: ощущение полета.

Королев дал круг, прошел над куполами Петровского дворца и посадил машину достаточно чисто, потому что не думал, как садиться, а произвел посадку! также не замечая собственных движений.

Подрулил к летной группе.

— То же самое еще раз, — сказал Кошиц и улыбнулся. — Когда вернетесь, расскажу анекдот про летчика и тигра.

Полеты продолжались до вечера. Люшин летал последним и посадил машину, когда наступили сумерки.

— Немножко затянули, — пробормотал Кошиц.

И все поглядели на собаку, которая с серьезным видом таскала по длинней проволоке металлическое кольцо с цепью.

— Как же мы теперь закатим в ангар свою «ласточку»? Собака не позволит, — Кошиц задумался.

Собака глядела на курсантов, как на своих личных врагов.

— Хорошая собачка, — сказал Королев. — Охранник, Исправно несет свою службу. Но неужели мы ее не обманем? Для этого нужна длинная палка и знаток собачьей души.

— Уж не убивать ли ты ее собрался? Тогда знаток собачьей души не нужен.

— Я не способен пролить кровь любого живого существа. А палкой мы поднимем проволоку, чтобы прокатить под ней «ласточку», но в этот момент знаток должен отвести собачку как можно дальше от места предполагаемого прорыва. Разговорами, разумеется, а не за шиворот, впрочем, если кто хочет за шиворот…

— Я поговорю с собакой, — сказал Кошиц.

— Ну а я пойду где-нибудь разыщу палку.

Кошиц подошел на близкое, но безопасное расстояние к собаке и попробовал продемонстрировать ей свое знание собачьей души, но собака не давала ему этой возможности: она гремела цепью, натягивала проволоку И лаяла с такой злостью, что делалось как-то неловко: а вдруг ты и в самом деле ей чем-то насолил.

Кошиц глядел на собаку своими добрыми голубыми глазами и подмигивал: ничего, мол, не расстраивайся, все в порядке. Наконец пес замолчал.

— Ну, зачем ты лаешь? Ведь если подумать хорошенько, то, может быть, и лаять-то не нужно.

Пес снова залаял. Кошиц медленно двинулся вдоль проволоки, подальше от самолета. Пес следовал, выдерживая кратчайшее расстояние между своим противником и собой. Наконец, ему надоело лаять. И тогда Кошиц заговорил об авиации и о роли собак в развитии авиации, потом стал убеждать, что самолет украсть не хотят. Нельзя же его оставить на улице. Вдруг дождь. А конструкция деревянная, а как древесина изменяет свои качества от влаги? «Гниет», — говоришь? Правильно говоришь. Молодец.

Пес стал прислушиваться к словам Кошица. Наконец лег и перестал даже рычать. Слушал. Наверное, с ним еще никто не говорил по-человечески.

В это время проволока вздрогнула, натянулась, и темный АВРО беззвучно заскользил к ангару. На небе светила луна. Пес кинулся в ту сторону, но опоздал: «Авруха» была вне зоны его владений.

Планер был готов. Снятые плоскости уложили в решетчатый ящик, переложили стружками и соломой, как стекло. А фюзеляж пристроили носом на тележку с двумя колесами от списанного аэроплана. Хвост приторочили к телеге.

— Ну, повнимательнее там, — сказал Королев лошади. — Может, поедем?

И странный поезд двинулся на Курскую товарную.

— Мне очень приятно, что нам не поверили, — сказал Королев.

— В Осоавиахиме, когда мы заявили свой планер? — спросил Люшин.

— Ну да.

Было раннее утро, но прохожие уже стали появляться и с юмористическим интересом поглядывали на двух загорелых парней, которые шли рядом с телегой. Большинство прохожих просто веселилось, а один знаток авиации объяснил своей спутнице:

— Это разобранный дирижабль.

— Сам ты разобранный дирижабль, — пробормотал Королев себе под нос и надвинул кепку на глаза. Светило солнце.

Проследили за погрузкой и швартовкой планера на открытой платформе. Прибили на брезент дополнительные планки, чтобы ветром не сдуло, но все одно: были неспокойны, как заботливые родители, отправляющие своего ребенка одного на поезде.

В Коктебеле они предъявили технической комиссии аэродинамический расчет планера и расчет на прочность, И когда планеристы задавали вопрос;; не велика ли нагрузка на крыло, то в этом не было ничего особенного. Но когда этот же вопрос задавали конструкторы, Королев тихо злился.