Адонис. Французская поэзия XV–XIX вв.

Нет, в остов костяной вовеки не влюблюсь,
И не просите вы, не клюну на приманку,
Скорее к Атропос губами прилеплюсь
Иль голым в гроб сойду на вечную лежанку.

Той ночью душною, когда возился с ней,

Я спальню кладбищем воображал с ознобом,
Ее худую плоть мнил грудою костей,
Сорочку саваном, а ложе общим гробом.

Всяк надругательством над мертвыми сочтет

Касанье ссохшихся конечностей той твари;
Чрез тусклое стекло, будь местом их киот,
Те мощи б лобызать, уставясь в реликварий!

«Красотка, – молвил я, потрогав ей соски, —

Чтоб не пораниться, прижавшись к вам в утехе,
Грудь ватой вам обить мне было бы с руки
Иль на себя надеть добротные доспехи.

Держа ваш окорок, что словно бритва остр,

В смешении двух тел, костей и сухожилий
Я понял: ваша мать читала «Pater noster»
На четках позвонков, когда дитятей были».

К ответу я призвал невинную кровать,

А не от ревности ль скрипит она безбожно?
Нет, это лязг костей; вот так же распознать
Лепрозного легко по колокольцам можно.

Сказал мне мукомол, отменный удалец

(Порой на кляче той наездничал он браво),
Что задницу себе содрал на ней вконец
И что осел его резвей, чем та шалава.

Как подстреливший дичь лихой аркебузир,

Я пощипал ее и молвил ей: «Милаша,
Хирурга лучше б вам, что словно ювелир
Вновь кости соберет сей анатомьи вашей!

Ведь распадетесь вы, притиснутая мной,

Не слишком хрупко ли для ласк любовных тело?
Его бы сохранить до Пятницы Страстной,
Чтоб словно колокол на паперти звенело.

Благочестивые монахи изрекут,

Что только тот грешит, кто во плоти и в теле,
А коли плоти нет, вы не впадете в блуд,
Не потаскуха вы, не б… на самом деле.

Одной уродине, влюбленной в автора

Совиные глаза, а волосы змеины,
И ухмыляется с повадкой сельских баб,
Нос полумесяцем, и сопли кап да кап,
Звучит пилою смех, подобье чертовщины.

Рот треугольником, а зубы как у псины,

И проступает гниль сквозь мерзостный осклаб;
Губа шанкрёзная, лобзанье как у жаб,
Лоб штукатуренный, соски дряблее тины, —

В самой Фессалии нова такая жуть!

Ты хочешь, чтобы я, припав к тебе на грудь,
Забыл свою любовь, любезную метрессу?

Ну нет, изволь служить борделю своему;

А то, не ровен час, мне принесешь чуму,
В твои объятия идти мне точно к бесу.

«Делил я ложе с дамою прелестной…»