Адрес командировки - тюрьма

Медведев приходил каждый день и требовал все новые справки, листал личные дела десятков осужденных, расспрашивал о каждом из них.

— Вот этот татарин, он правда мулла? И что, молится? А других вовлекает?..

— А эти двое евреев в одной камере… Они зачем вместе, чтоб сионистскую пропаганду легче вести?..

— А немец вообще шпион, да у него еще свастика выколота! Мутит воду?

Смирнов вертелся, как карась на сковородке:

— Никакой он не мулла, мошенник, под видом муллы деньги на мечеть собрал и на ипподроме проиграл…

— Евреи в пропаганде не замечены, но на всякий случай рассадим по разным хатам…

— Не знаю, какой он шпион — с ног до головы расписан, типичная босота… Но хата у них наглая, сегодня я их под палки поставлю!

Комитетчик насторожился.

— Вот этого не надо! От вас и так вонь наружу выходит, причем далеко улетает, за бугор! Никаких эксцессов! Лучше разгоняйте всех по зонам побыстрей! Чего они у вас киснут столько времени?

— Да этапы собираем… Чтоб вагонзаки порожняком не гонять… Но раз такое дело — разгоним…

— А этот латыш про отделение от Союза не заговаривает?

— А эти узбеки…

Когда настырный комитетчик вдруг перестал приходить в Бутырку, подполковник Смирнов испытал большое облегчение. А лейтенант Медведев столь же неожиданно появился в кабинете начальника Владимирской тюрьмы и вновь принялся задавать те же вопросы, рыться в картотеке и перетасовывать камеры. Поскольку во Владимирском централе содержалось немало политических, то руководство это не удивило.

* * *

— Внимание, вы поступаете в распоряжение конвоя! Требования конвоиров выполнять немедленно и беспрекословно!

Сорванный голос приземистого старлея перекрывал свирепый лай двух рвущихся с поводков низкорослых черных овчарок, гудки маневрового тепловоза и шум компрессора на грузовом дворе.

— При этапировании резких движений не делать! При пересечении охраняемого периметра оружие применяется без предупреждения!

Яркие прожектора освещали застывших на корточках зэков, отбрасывающих длинные тени автоматчиков, блестящие рельсы и зловещий то ли грузовой, то ли пассажирский вагон с глухими окнами и темным зевом распахнутой двери. Вольф глубоко вдыхал пахнущий битумом и нагретым, железом воздух, будто хотел надышаться впрок. Другие арестанты не пользовались такой возможностью — почти все курили и привычно глотали едкий табачный дым.

Этап был сборный — около пятидесяти человек из Бутырки, "Матросской тишины", Краснопресненской пересылки, Четвертого СИЗО… Угрюмые мужики в одинаковых серых робах с явным раздражением слушали начальника конвоя. Натянутая вокруг веревка с красными лоскутами выводила из равновесия, потому что не шла в сравнение с толстыми стенами, бесконечными решетками, высокими заборами, ржавыми рядами колючей проволоки.

Свобода была вокруг, совсем рядом, она дразнила, будоражила, провоцировала, как раздевшаяся на пьяной вечеринке и бесстыдно танцующая баба. Если резко рвануть в глубину станции, затеряться в непроглядной тьме между товарных составов, перемахнуть забор и раствориться в многомиллионном городе… Но злобные, натасканные на людей псы и тренированные стрелять навскидку автоматчики почти не оставляли надежды на успех. Обманчивая надежда сменялась жесточайшим разочарованием.

— При нападении на конвой оружие применяется без предупреждения! Посадка по команде, бегом по одному, руки держать на виду!

— Ори, ори, паскуда! — зло процедил сидящий справа от Расписного Катала. Я одному мусору засадил жало под шкуру, тебе бы тоже загнал в кайф…

— Я их, сучар, еще порежу… — облизнулся Хорек. Он на редкость быстро оправился от побоев, только подолгу гулко кашлял, придерживая руками отбитые внутренности.

— Меньше базланьте, — одернул их Зубач. Морда остался в тюрьме, и он явно претендовал на лидерство. — Можешь делать — делай, а метлой мести не хер!

— Точняк, — поддержал его Драный, четко определивший, куда дует ветер.

Начальник конвоя взял у помощника первую папку с личным делом:

— Боков!

— Иван Николаевич, — донеслось из серой массы зэков. — Пятьдесят шестого года, село Колки Одинцовского района, статья сто сорок четвертая, часть вторая, срок четыре года.

— Пошел!

Долговязая фигура побежала по веревочному коридору, псы зашлись в лае, у темного проема конвоиры приняли арестанта и привычно забросили его в нутро вагонзака.

— Галкин! Пошел!

— Камнев!

— Зоткин!

— Шнитман! Пошел!

Маленький округлый человечек с объемистым мешком в руках неловко затрусил по проходу.

— Быстрей! Андрей, пошевели его!

Сержант отпустил поводок, черный комок ненависти молнией метнулся вперед, клацнули челюсти, раздался крик, поводок вновь натянулся, оттаскивая хрипящего пса на место.

Приволакивая ногу, человечек побежал быстрее и, с трудом вскарабкавшись по ступенькам, скрылся в вагоне.

— Вольф! Пошел!