Адрес командировки - тюрьма

— "Калику надо идти на Владимир, Пинтос ждет. Краевой".

Волк расслабился и перевел дух. Смотрящий, наоборот, — заметно помрачнел.

* * *

— Ну, в хате ты прибрался… Только почему у тебя народ дохнет пачками?

Подполковник осмотрел все углы камеры, прошелся вдоль строя арестантов, придирчиво осматривая каждого, и остановился перед Каликом.

— Первый жмурик действительно от сердца загнулся. А Теребилов?

— С третьей шконки слетел… — проговорил Калик. И неохотно добавил: Гражданин начальник…

— Ты кому фуфло гонишь! — Дуболом подался вперед, впившись пронзительным взглядом в жестокие глаза вора. — Как авторитет на третьей шконке оказался?! Хера ему там делать?!

Сегодня начальника сопровождали трое, но все трое отвлеклись: прапорщики шмонали койки, капитан наблюдал за ними. Подполковника никто не страховал, он стоял вполоборота, спиной к двери. Из строя вышел Хорек и, держа руку сзади, на цыпочках стал подкрадываться к Дуболому.

— Так это только у вас погоны навсегда даются. А у нас он сегодня авторитет, а завтра упорол косяк — и полез на третью шконку…

Калик скосил глаза. Хорек улыбнулся ему и бросился вперед. Остро заточенный черенок ложки нацелился подполковнику под лопатку. Интуитивно почуяв опасность, он стал поворачиваться, но избежать удара уже не успевал. И тут Калик шагнул вперед, сделал быстрое движение, будто ловил муху. Тусклый металл пробил ладонь, брызнула кровь, судорожно сжавшиеся пальцы обхватили кулак Хорька. От неожиданности тот выпустил свое оружие и бессмысленнр уставился на смотрящего. Здоровой рукой Калик ударил его в переносицу. Хорек упал на колени, зажимая разбитый нос. В следующую секунду на него обрушились могучие кулаки Дуболома.

— Ах ты, сука! На хозяина руку поднял! Да я тебя по стене размажу!

На помощь начальнику бросились прапорщики и капитан. Под градом ударов бельмондо корчился и стонал. Тяжелые сапоги с хрустом вминали грудную клетку, смачно влипали в бока, с треском били по рукам и ногам. Наконец Хорек замолчал и перестал шевелиться.

— Хватит с него! — тяжело дыша, сказал подполковник. — Он хоть и псих, но этот урок навсегда запомнит! Пошли!

Дверь с лязгом захлопнулась.

— Мудила! — морщась, сказал Калик, перевязывая ладонь настоящим стерильным бинтом. — У нас два жмурика подряд, а он взялся хозяина мочить! Всю хату под раскрутку подставить!

Шкет облил полумертвого Хорька водой. Неожиданно для всех тот открыл глаза.

— Как же так, Калик, ты же мне сам сказал Дуболома завалить, — простонал он, еле шевеля расплющенными губами. — Сам ведь сказал! А сам не дал… Как же так?!

— Я тебе разве так сказал делать? Надо выбрать момент и делать тихо, с умом… А ты всем людям хотел вилы поставить!

— Как же так, Калик… Ты же сам сказал!

Глаза Хорька закатились.

— Слышь, Калик, а чего ты руку-то подставил? — внезапно поинтересовался Морда. — Захотел перед Дуболомом выслужиться, оттолкнул бы Хорька — и все дела! Себе-то кровянку зачем пускать?

— Да он, сука, на этап идти не хочет! — раздался тонкий голос кота. Видно, знает, что во Владимире ему правилка будет!

Кроме Расписного, никто этого не слышал. Но в следующую секунду Расписной слово в слово повторил эту же фразу.

— Что?! — вскинулся Калик. И было видно, что кот с Расписным попали в точку. — Да я тебя без соли схаваю! А ну, пацаны!

Никто не двинулся с места. Даже Зубач сделал вид, что ничего не слышит.

— Кто ему верит? — спросил Морда. — Я с Расписным и Хорьком согласен: Калик ссучился. А ты, Леший, что скажешь?

— Сам Хорька научил, а потом вломил хозяину. Конечно, сука!

— Голубь?

— Сука!

— Катала?

Брови-домики опали, хитрые глаза картежника полуприкрылись, и он надолго задумался. Но бесконечно думать нельзя, надо что-то говорить. И отвечать за свое слово, если оно пойдет вразрез с мнением большинства.

— Согласен.

— Зубач?

— И я согласен.

— Каштан?

— За такой косяк на жало сажают!

— Утконос?

— Люди все видали и слыхали. Сука он!

Ни одного голоса в защиту теперь уже бывшего смотрящего никто не подал. Калик менялся на глазах: каменные черты лица расслабились и поплыли, как воск свечи, от грозного вида ничего не осталось, он даже ростом меньше стал.

— Шкет?

— Продал он Хорька, что тут скажешь. Значит, сука!

— Савка?

— Сука и есть!

Все понимали, к чему идет дело. И Калик понимал. И Расписной наконец понял. Но его кровавая развязка не устраивала: еще один труп списать не удастся, начнется следствие — так можно затормозиться здесь до зимы.

— Что с ним делать будем? — спросил для проформы Морда.

— На нож!

— Задавить гада!

— В параше утопить!

— Я вот что думаю, бродяги, — степенно начал Расписной с теми рассудительными интонациями, которые так ценятся в арестантском мире. — Если мы с него спросим как с гада, это будет справедливо. Но неправильно…

— Как так?! — возмутился Леший.

— Да очень просто. Его Пинтос на правилку ждет во Владимире. Утром Краевой маляву пригнал. Так, Морда? Так, Катала?

— Так.

— Так.

Морда и Катала кивнули.