Женщина, которая его любила, шла к нему сквозь туман, протянув руки. В отличие от него, легко скользящего по песку, она шла с трудом, будто преодолевая течение. Его неудержимо влекло на ту сторону, но в лице её было столько муки, что он остановился в нерешительности. После минутной заминки он всё-таки повернулся в сторону моста, но она уже была рядом и взяла его за руку. И повела за собой, прочь от реки.
…Туман рассеялся. Он лежал на низком широком ложе в большой светлой комнате. Судя по убранству, на женской половине дома замужней женщины.
Женщина, которая его любила, сидела на полу у его изголовья. Он кричал, что убьёт её; кричал, что она заставила его потерять лицо; кричал, что его имя теперь будут произносить с презрением.
Она улыбалась. На самом деле – он еле слышно шептал что-то. Грудь и живот его были рассечены. Руки бессильно лежали вдоль туловища. Но повязки с лечебными травами были наложены искусно и вовремя. Он будет жить.
Она знала цену своего действительного, а не вымышленного им преступления. Гонец уже отправился к хозяину дома с докладом о том, что жена в его отсутствие принимает в доме другого мужчину. И тот поспешит с возвращением. Но до вечера в доме уже никого не будет.
Женщина, которая его любила, вышла из комнаты. Но на её месте остался солнечный зайчик. Посланец небесного светила, вопреки всем известным законам, легко перемещался в воздухе по своему усмотрению.
Вот он спустился к нему на щеку, на мгновение задержался там, потом спустился по шее на грудь. Заскользил по груди и животу. Боль под повязками уходила. Вместо неё из глубины поднималось состояние блаженной истомы, лёгкости, силы и забытого желания…
Он открыл глаза. Её губы невесомо скользили по его телу. Нарастающая тёплая волна повторяла траекторию их движения.
И он потянулся навстречу этим губам.
Дождь, сплошной чащей вставший за окном, отделял их от всего остального мира. Время от времени ветер с помощью молнии отламывал от чащи отдельные прутья и через открытую балконную дверь забрасывал в комнату, где они разбивались на отдельные фонтанчики, которые, подпрыгивая, добирались до ножки кровати и укладывались возле неё водяными змейками. Кто-то огромный снаружи, из такой же огромной, как сам, бочки высыпал булыжники, и они с грохотом падали где-то неподалёку…
Она выгибалась всем телом, то притягивая, то отталкивая его с неимоверной силой. В её движениях не было никакого видимого ритма, а одно только непреодолимое желание волны разбежаться и с размаху разбиться о береговой утёс. И когда утёс, уступивший этой нечеловеческой жажде (одновременно и жизни, и смерти), уже не мог, казалось, противостоять стихии, – белый крик – «а-а-а-а-а-а-а!..» – вырвался и заметался над морем, ударяясь о береговые скалы, и, постепенно теряя силу, опустился и закачался на волнах.
– На том месте, на берегу, вы были раньше вдвоём?
– Вдвоём.
– А теперь?
– Теперь нет.
– Но она где-то есть, или её совсем нет?
– Какое это имеет значение?
– Для меня имеет.
– А для меня – нет.
Великан с бочкой перешагнул через них (кровать вздрогнула) и, что-то бормоча, двинулся дальше.
– А ты пробовал жить без женщин?
– Пробовал.
– И что?..
– Не получается.
– Почему?
– Мужчина без женщины остаётся один на один либо со скотством, либо с космосом. Ну и представь себе такое противостояние: человек и эта бездонная пустота. Чувствуешь разницу? Если в этот момент рядом нет женщины, можно не удержаться и шагнуть в пустоту.
– А если её нет рядом постоянно, – как ты узнаешь, что её уже пора искать?
– Ну вот, в этом как раз и проблема.
Она скормила ему последний кусочек холодного мяса, дала запить красным вином из бокала и заботливо вытерла губы салфеткой. Дождь наконец отстал от своего хозяина и без его недремлющего ока не выказывал никакого энтузиазма. А может, просто устал.
Она что-то рисовала у него на груди, чуть склонив голову набок и вытягивая трубочкой губы.
– У тебя очень тепло там, внутри.
– Это благодаря тебе. Вообще-то там давно холодно и пусто.
Он провёл указательным пальцем повыше её колена.
– Ты занималась гимнастикой?
– Танцами.
– Потанцуешь для меня?
– А разве мы не танцуем?.. Бедный, ты не слышишь музыку?
– Слышу. Но, может быть, эта не та музыка, которая звучит для тебя.
Она наклонилась и мягко поцеловала его в губы.
– А теперь?
– Теперь слышу твою… Та же самая…Ты была хорошей танцовщицей?
– Те, кто видели, говорят – хорошей.
– Только видели?
Она засмеялась:
– Некоторые – не только… Хочешь уточнить?
Уточнять он не хотел. Вместо этого – лёгким вращательным движением коснулся её бёдер, передавая желание. Она на секунду замерла, потом вопросительно взглянула на него:
– Дикие гуси?..
Поняла, что угадала, – и притворно потупила глаза:
– Ну-у, не знаю… Вроде мы и так уже на юге…
Затем, без перехода, нарочито прищурилась и, положив руки ему на горло, спросила:
– Отвечай, бесчестный человек, ты хочешь совершить бесчестный поступок: бросить свою партнёршу, которая доверилась тебе, посредине танца?