Он широко распахнул руки и пошёл ему навстречу…
Услышь мою музыку!
Он висел в полупрозрачной мгле в каком-то коконе. Пузырьки воздуха отделялись от его головы, где-то за ушами – и бодро непрерывной гирляндой убегали вверх. Большая жёлтая рыба с остановившимися глазами висела на расстоянии метра напротив его горла. По её телу время от времени пробегали какие-то судороги: видимо, мыслительный процесс давался ей нелегко.
– В прошлом году в это время море было гораздо теплее.
– По-моему, здесь вообще ничего не меняется. В том числе и море…
Рыба наконец на что-то решилась. Хвост слегка качнулся вправо-влево, и она медленно двинулась к нему, пока не упёрлась в невидимую преграду.
– Пожалуйста, не мешай мне отдыхать.
Кокон вдавился вовнутрь, но выдержал. Рыба на мгновение замерла, потом открыла пасть (показались длинные, острые, как иглы, зубы) и решительно ударила хвостом. Кокон затрещал, как простой надувной шарик.
– Простите, вы не сможете мне помочь?
Жёлтое пятно перед глазами постепенно расплылось, уехало куда-то вбок, ухмыльнувшись напоследок непонятно откуда взявшимися кривыми губами, и превратилось в женское лицо.
«Мне… помочь!..» Чёрт, опять он заснул на солнце! «Помочь. Чем помочь?.. Впрочем, ясно»…
В правой руке она держала тюбик с кремом, колпачка на нём уже не было. Он опёрся ватной рукой о песок и, с трудом приподнявшись, сел. Пальцы онемели, но, тем не менее их обожгло, словно он сжал горящее полено. Жарко!.. Он, кажется, лишь слегка сдавил тюбик, но крема всё равно получилось многовато.
Спина была худенькой и неожиданно крепкой. «Наверное, бывшая гимнастка», – влез, как всегда не вовремя, независимый «регистратор». У него с детства была эта способность: замечать всё вокруг, чем бы он ни был занят и как бы ни «вовлекался в процесс» эмоционально. Со временем у этого его «второго Я» прорезался голос, он стал интонировать свои наблюдения, а порой уже пытался вмешиваться и подсказывать варианты поведения. В юности он назвал его «независимым регистратором»; «независимым» – принципиально! – с маленькой буквы, как бы подчёркивая этим его вторичность. Потом он (когда уже не был так уверен в его вторичности) подарил ему имя: Нор.
Крема всё ещё было много. Он машинально расстегнул замочек лифчика и начал втирать крем в чуть более светлые полоски кожи, узкие на лопатках и немного расширяющиеся к бокам.
Поверхность моря, покрытая миллионами бриллиантов, слепила глаза.
«Нет, на сегодня хватит, – подумал он. – Пора в номер. Кондиционер, уходя, кажется, не выключил. Если задёрнуть шторы, то…»
Пальцы коснулись груди женщины, прохладной, чуть влажной от непросохшего купальника.
– Извините, – пробормотал он. – Я не хотел…
Только тут он заметил, что женщина не одна. Рядом с ней, с закрытым панамкой лицом, растянулся мужчина. Крупный, кожа намного светлее. Видимо, ему редко удавалось бывать на солнце. Скорее всего, фраза «Пожалуйста, не мешай мне отдыхать», принадлежала именно ему.
«Так, пора в номер!» Он потянулся за одеждой, встал, тяжело опираясь на колено, сунул ноги в пляжные сандалии и, пробираясь между горячих тел, двинулся к выходу. На пути попался галечный участок, и он, остановившись и вытряхивая песок из сандалий, оглянулся. Женщина всё так же лежала на животе под углом к лежащему рядом мужчине. Но что-то было не так, что-то было неправильно.
Чёрт! Он забыл застегнуть ей купальник!..
В номере он задёрнул шторы, перевёл ручку управления кондиционером на первое деление и пошёл в душ. Кожа под действием воды мгновенно «загорелась». Пришлось уменьшить напор.
– Опять подгорел, – проскрипел Нор.
– Без тебя знаю, – огрызнулся он. Вытираться тоже было больно, и он вышел в комнату голым и мокрым. По паркету протянулась цепочка следов. Решив не идти сегодня на ужин, он прилёг на кровать и прикрыл глаза…
На лесной поляне горел костёр. Вокруг костра рукоятками вниз были воткнуты тяжёлые обоюдоострые мечи. Пламя металось по зеркальным граням клинков, создавая странный и завораживающий эффект. Он стоял перед костром обнажённый, с мечом в руке, в окружении вооружённых воинов. Женщин не было. Вот он легко разбежался, прыгнул через костёр, распластавшись в воздухе. Толпа вскинула вверх оружие и закричала что-то вроде «Йоко!». Его меч разрезал пространство над костром надвое. За спиной остались отец, братья, женщина, которая его любила. На той стороне костра, на которую он приземлился, ничего этого уже не было. Он умел и хотел только одного: убивать!..
Когда он проснулся, в комнате было темно. Неужели прошло так много времени? Ах, да!.. Он встал, раздвинул шторы. В комнате стало светлее. Кондиционер шелестел, как крылья летучей мыши. Почему пришло в голову такое сравнение? Он никогда не встречал наяву летучих мышей.
Есть не хотелось, но чтобы как-то войти в контакт с внешним миром, он заставил себя откусить яблоко. Прожевал. Вкуса у яблока не было.