Адская училка

Еще вчера спокойное мирное существование казалось возможным. Обычная жизнь, без ежесекундного кошмара, насилия и смерти. И вот, наступил новый день. На старых купеческих часах пробило десять часов утра. И он уже соучастник убийства с кучей отягчающих обстоятельств. Первая порция кровавого дерьма съедена. Что будет на обед? Что будет вечером? Что будет ночью? И что будет следующим утром, если он доживёт, если откроет глаза?

– Пиздец, просто пиздец, пиздец без конца и края… Господи, за что? За что мне, Господи, весь этот пиздец?

Сом ненадолго отвлекается от рытья, пытается утешиться патетическим вопрошанием. Тяжело вздыхает, смахивает слезу, сморкается – и снова копает. На смену терзаниям приходит прострация. Михаил Сомов близок к точке, за которой нет страхов, нет тревог, нет надежд, а есть лишь апатия и отупение всех без исключения чувств.

Лопата бьёт в что-то твёрдое.

Миха сопит, старается, потеет, но штык не лезет в землю.

Он наклоняется. Нащупывает что-то круглое и плотное. Хватается за камень, пытается выдернуть, выкинуть из ямы. Твердый предмет поддаётся. Опутанная корнями находка предстаёт во всей красе. Миха замирает, набирает воздуха – а затем, словно персонаж шекспировской трагедии, произносит то единственное, что возможно произнести.

– Ёбаный пиздец. Опять ёбаный пиздец!

Он держит человеческий череп. Грязный, набитый землёй, без зубов и нижней челюсти. На макушке свежий пролом от лопаты. Из глазниц торчат древесные корни. Миха вертит череп. И понимает – это ответ высших сил. Вот чем Господь отвечает на его воззвания, на его планы, на его надежды.

Из дома выходит Нона Викторовна. Залитый кровью костюм исчез. На ней снова учительские очки и утренний наряд.

Миха пялится на хозяйку дома. Пялится на череп. Пялится на горшки и кастрюли. Тяжелые, сумеречные мысли ворочаются у него в голове. Нет сомнений – знойную красотку интересуют лишь три вещи. Члены. Убийства. Собственный внешний вид.

– Сомов, где ты это взял? Неужели выкопал?

Вместо ответа, Миха поднимает череп над головой. Потрясает им в безмолвном патетическом жесте. Протягивает роскошной даме, словно укоряя, словно говоря – вот он, плод твоих деяний. Вот свидетельство твоих преступлений!

– Хватит трясти этой дрянью! Этому черепу уже лет сто! Наверняка, одна из жертв купца Пичугина! Немедленно закапывай обратно!

– Как скажете, Нона Викторовна.

– Сомов, о чём ты там фантазируешь? Повторяю, это не имеет ко мне отношения!

– Окей, окей…

В голосе перемазанного землёй и кровью одиннадцатиклассника нет страха. Лишь мрачная обреченность.

***

Утренний визитёр находит последнее пристанище в саду. В разобранном виде, на полуметровой глубине, рядом с остальными гостями купеческого дома. Нона Викторовна распорядилась пересадить на земляной холмик огромный куст крыжовника – и Миха окончательно изодрал и без того грязную одежду.

Обед проходит в десятке метров от свежей могилы. Хозяйка купеческого дома оставила идею оттереть стены и потолок, скрыть следы кровавого убийства. Она решила встретить врачей в тени вишневых деревьев.

Стол в деревянной беседке покрыт кружевной скатертью. На скатерти чайный фарфор, блюдо с печеньем, тарелки с нарезанной колбасой, ваза с конфетами, и огромный пузатый самовар. Вид Михаила Сомова полностью соответствует пикнику в чеховском стиле – на нем остатки гардероба прежних хозяев, шикарное тряпьё по последней моде столетней давности. Он выглядит помпезно и нелепо. Для полного шика недостаёт лишь трости и цилиндра.

Нона Викторовна в двадцатый раз предостерегает подопечного от того, чтобы разочаровать комиссию из первой городской больницы.

– Ни одного матерного слова. Никакого мычания. Я всё понимаю, с утра пораньше вся эта суета, все эти заботы. Но, повторяю еще раз – веди себя прилично! Обещаю, иначе ты узнаешь меня с плохой стороны!

Миха кивает и раскачивается в плетёном кресле.

Роскошная дама и её воздыхатель пьют чай.

***

Сквозь заросший чугунный забор слышится звук тормозов. Перед домом останавливается машина скорой помощи с выключенными мигалками. Хозяйка дома спешит к калитке.

Нона Викторовна ведёт к столу пожилую даму в белом халате. Врач похожа на сову – круглая, плотная, с дряблыми щеками и крючковатым носом. На голове огромный шар седых волос. Желтые глаза подслеповато смотрят сквозь массивные круглые очки.

Помня о приличиях, Сомов встаёт из-за стола. И его душа уходит в пятки – сова прибыла не одна! За ней, возвышаясь над женщинами и забором, шагает мужик в таком же белом халате, громадный и жуткий. За два метра ростом. И такой же ширины, абсолютно квадратный, с толстенными руками и шеей. На носу, на щеках, на бритой голове – темнеют многочисленные рваные шрамы. Левое ухо откушено. Большую часть лица занимает огромная квадратная челюсть.

Хозяйка сердечно приветствует гостей.

– Алла Афанасьевна, как же я рада вас видеть! Добрый день, Борис. Прошу к столу! Прошу покорно извинить, не могу пригласить в дом. Стыдно сказать, прорвала канализация. Старое здание, то одно, то другое. Присаживайтесь, дорогие мои.