– Мне кажется, или тебя что-то сильно гложет? – вздыхает он, приподнимаясь надо мной. – Такая злая…
– Оставь меня, – ною я, откидывая голову. – Я много прошу? Мне нужно побыть одной!
– Отвечай на вопрос, – требует он, сжимая мое лицо. Заставляет смотреть в глаза. – Прекращай держать все внутри. Я вижу, как что-то разрывает тебя настолько, что ты транслируешь злость на окружающих. Поделись. Что может быть страшнее того, что ты узнала обо мне?
Я чувствую, как дрожат губы. Лео садится на край кровати, берет меня на руки и усаживает на свои колени, лицом к нему.
Понимаю, что он меня не отпустит, и тихо бормочу:
– Правда о смерти родителей…
– Не понял?
Он крепче сжимает мою талию.
– Виктор сказал… твоя семья имеет отношение к смерти моих родителей.
– И ты поверила?
– Я не знаю, чему верить! – беспомощно стону я. – Ты хоть представляешь, как мне тяжело? Каково слышать такое? А потом еще и Стелла с ее упреками: «Почему не говоришь о родителях, почему отреклась от них?» Боже! Да потому что я сдохну, если выпущу все наружу, если отопру то, что я спрятала за сотней замков! Это больно!
– Конечно, больно, – низким голосом произносит Лео, продолжая держать меня. – Не больно только мертвым. Ты живой человек. И я не хочу, чтобы ты хранила это в себе. Выпусти. Хотя бы свое разочарование во мне. Ты имеешь право меня ненавидеть. И, Эми, я не знаю, что наговорили Виктор и Стелла, но очень хочу узнать, потому что это какая-то манипуляторская хрень.
– Они ничего не сказали толком, – сиплю едва слышно. – Я поняла лишь, что твоя семья связана с убийством моей.
Лео тяжело втягивает носом воздух и прижимается лбом к моему лбу.
– Эми, я как-то говорил, что мы похожи. И это правда. Я никогда не чувствовал родства с кем-либо, кроме тебя. Когда я смотрю на тебя, то все понимаю: любую твою боль, о чем думаешь, как страдаешь… Это и ужасно, и восхитительно одновременно. Я знаю, что такое остаться без семьи. Люди говорят, что понимают тебя, но нет – они не могут понять то, что с ними не происходило, и на каждом вздохе ты остаешься одиноким человеком. Это разлагает изнутри. С виду ты абсолютно нормальный. Такой же, как миллионы других людей. А в глубине души ты тонешь… и с надеждой смотришь на людей, веря, что хоть кто-то заметит, что ты умираешь, но никто не видит… и ты окончательно сдаешься. Захлебываешься на дне мутного озера, где никто не слышит твоего беззвучного крика. Им с поверхности не разглядеть. Но тот, кто тонет рядом, если повезет, заметит и очнется, поймет, что вы оба умираете и надо что-то делать. И он задает себе вопрос: если я вытащу нас на поверхность, я больше не буду один? Возможно, в это озеро я больше не вернусь? Может… стоит попробовать?
Глаза щипает, и я по-детски всхлипываю, прижимаюсь щекой к шее Лео, сглатываю сухим горлом.
– Ты знаешь, что произошло с твоей семьей, – говорю я, обнимая Шакала. – А я нет. Наверное, нужно узнать… чтобы отпустить.
– Я расскажу.
– Ты?
– Да, Эми.
– Откуда тебе знать?
– Твоя фамилия мне знакома. Сначала я думал, что совпадение… но нет. Проверил и убедился. Боюсь, тебе не понравится то, что я скажу. Но лучше ты услышишь от меня, чем от Шестерки, который тебя использует.
Я моргаю, отстраняясь. Лео стискивает меня сильнее, горячо выдыхает в губы, а я ежусь при мысли, что он копался в моей родословной.
– Не знаю, как сказать, – мечется Шакал. – И не понимаю, почему твоя бабушка не рассказала, чего ждет…
– О чем ты?
– Я меньше всего я хочу быть тем, кто разрушит твои мечты.
Лео отводит взгляд, его лицо каменеет, а это значит, что он хочет скрыть от меня свои эмоции, я уже достаточно изучила его мимику.
– Мечты? – удивляюсь я. – Мы о родителях моих говорим? Ты будто сломанный телевизор, на котором каждую секунду переключаются каналы. Скажи прямо!
– Как смотришь на то, чтобы тоже стать адвокатом? – задумчиво глядя в одну точку, говорит Лео.
– Ты издеваешься?
– Боюсь, тебе не стать ни судьей, ни прокурором, ни следователем, ни даже помощником…
– Да ясное дело, у меня же совсем нет связей, – фыркаю я.
– И секретарем вряд ли тебя возьмут.
– Чего? – смеюсь.
Лео вновь заглядывает в глаза, и от его взгляда я столбенею. А потом он говорит:
– Эми, твой отец был вором в законе.
– К-кем?
– Причем очень известным.
Я теряю голос. Сижу с раскрытым ртом и ничего не могу из себя выдавить. Лео продолжает:
– Я не раз видел его с Гительсонами. Его… трудно не заметить, эпатажный был мужчина. Да и они с дядей часто собирались, чтобы обсудить дела. И у него тоже была гетерохромия. Я удивлен, что тогда не понял… чья ты дочь. – Лео целует мою ладонь. – Прости. Я должен был тебе сразу рассказать.
– Я… но… бабушка говорила, она рассказывала… они держали магазины и…
– Твоя мама была хорошей женщиной, но полюбила… опасного человека.
– Если это правда… меня не возьмут в органы, в суды… никуда, так? – С ног до головы меня покрывает холодным потом. – На службу не берут тех, у кого родственники… преступники.