Адвокат киллера

Цимерман хмыкает и прокашливается. Дремотный начинает отвечать на вопрос, рассказывая, что особую ценность для людей имеют материальные вещи, созданные всякими психами с букетом веселеньких заболеваний в медицинской карте, психов, в какой-то момент заразивших общество, не испытывающее любовь к размышлениям, своими сумасшедшими идеями и догмами, и чтобы – не дай бог! – за потерей творчества и умственных трудов старых психов не появились новые психи с идеями и опять не перевернули мир своей ересью, кража этих ценных предметов выделена в отдельную статью для устрашения особо активных граждан…

Речи Дремотного плывут на одном дыхании. Я едва успеваю понять, как его слова связаны между собой. Он тарахтит минут семь, накручивая на пальцы свои амулеты с иероглифами. Цимерман внимательно слушает. Когда парень заканчивает свою эпопею, профессор – ко всеобщему шоку – кивает и берет у него зачетку.

Вся аудитория сидит с раскрытыми ртами.

Я закатываю глаза, кладу голову на руки и смотрю в окно. Рядом с университетом проходит ярмарка. Продают сладости, безделушки и украшения к Новому году, до которого осталось всего ничего. У палатки ругается молодая пара. Они держат прозрачные коробочки с елочными игрушками. Я не слышу их спора, но и так ясно: скоро они возненавидят друг друга, потому как не могут прийти к согласию по поводу цвета украшений.

Мне хочется открыть окно и заорать, что они понятия не имеют, что такое разногласия. Это не елочные игрушки и не привычка складировать грязную посуду, это когда просишь парня не убивать людей, а он считает, что ты просто не понимаешь, как сложно перестать этим заниматься. Такой вот он человек. Кто-то носки разбрасывает, а мой… пули.

Я пробую представить нашу с Лео семейную жизнь.

Не получается.

Я не видела его две недели. Шакал не звонил, не писал, и в какой-то момент я поняла, что сама невыносимо хочу ему позвонить, однако держу палец над кнопкой вызова и не могу нажать.

Он ушел.

Действительно ушел.

Лео дал мне выбор.

И я знаю, что будет правильно – не повторять судьбу моей матери. Она полюбила преступника и трагически погибла. Дочь пошла по ее стопам. Но мой выбор еще не сделан.

Я обнимаю свои плечи. Из открытой форточки тянется сквозняк. Мне зябко.

– Дать куртку, детка?

Поворачиваю голову и вижу Дремотного. Он решил сесть рядом со мной.

– Нет, спасибо, – шепчу я, чтобы не привлекать внимания профессора.

Стол его ближе к двери, а мы сидим хоть и на первой парте, но у окна, так что расстояние до Цимермана не меньше пяти метров.

Счастливый Дремотный с гордостью показывает мне четверку в зачетке.

Я салютую большим пальцем вверх, а в мыслях удивляюсь, как Цимерман смог разобрать ересь парня. Нет, Дремотный говорил правильно, но так вуалировал, что я и половины не поняла.

Профессор же понял все. И даже оценил. Забавно.

Последний студент заканчивает отвечать, получает незачет и грустно ползет на место. Пара закончена. Ребята покидают аудиторию. Цимерман раньше всех: вылетает за дверь, вытаскивая на ходу сигареты, за которыми во время пары он послал студента в магазин.

Я остаюсь сидеть, уставившись в окно. Ноги ватные. Настроение – дно. Мне до того плохо, что даже встать не могу, словно все на свете потеряло смысл. Я лишилась мечты. И вот вопрос… могу ли я лишиться еще и Лео?

– О господь всемогущий, почему ты меня покинул, а?

Я складываю руки перед собой и ныряю между ними лицом.

– Говорят, разговоры с самим собой – это признаки шизофрении или алкогольного делирия, – голос под ухом.

– Ты почему еще здесь?

– Тебе явно нужен собеседник.

Дремотный пожимает плечами. Я разглядываю татуировки на его руках.

– Мне нужно одиночество.

– Знаешь, чему я постоянно удивляюсь? – подмигивает Дремотный, поправляя золотое кольцо в виде глаза на мизинце. – Ты красивая, умная, добрая девушка, а сидишь здесь без единой подруги и тонешь в депрессии. А ведь ничего не стоит все изменить.

– Это говоришь ты? Последний год ты целыми днями спал и разговаривал только со своими галлюцинациями.

– Я от этого не страдал. В отличие от тебя… я хотел быть один.

– Что-то изменилось?

– Возможно, – таинственно улыбается он. – У меня для тебя записка.

– Чего?

Парень скалится, вытягивая из кармана смятый листок.

Я раскрываю записку.

«Прости меня. Я скучаю по тебе. Если ты готова поговорить, приходи сегодня на вечеринку, я бы не хотела быть там одна…

Венера».

– Ви, конечно, романтичная натура, но с чего ей писать мне записку? – хмурюсь я, подозрительно косясь на Дремотного.

– Кто знает…

Он расслабленно опирается подбородком на ладонь и едва не ложится на парту, не сводя с меня черных колдовских глаз.

– И какое совпадение… вечеринка у тебя дома.

– Так я о ней сам почти не знаю. Ее Червонец замутил. А мне и пофиг. Дом свободный. Почему нет-то?

– Ты в курсе, что гулянки, которые он организует, заканчиваются приездом полиции, а в долгой перспективе и чьей-нибудь беременностью?

– Звучит неплохо, – хихикает он, – и ты ведь не отпустишь туда свою единственную подругу, да?

– Слушай, у меня есть дела поважнее.

– Рыдать у себя в комнате?