Девочка без труда стала любимицей Нины и Георгия Ивановича, заняв в их семье едва ли не место дочери. Супруги, лишенные детей, души не чаяли в Машеньке. Она была так не похожа на других детей, так занятна, так прелестна, что они, вне всяких сомнений, удочерили бы ее. Но у девочки уже были родители. Тогда они стали всячески баловать чудное дитя, поощряя страсть Машеньки к красивым вещам. Однажды Валентина стала свидетельницей того, как несносная девчонка рассказывала хозяевам слезливую историю о своем горьком житье-бытье в родительском доме и даже демонстрировала дырки на колготках, которых там по определению быть не могло. Валентина тщательно следила за одеждой детей.
Растроганные супруги накупили Машеньке целый гардероб прелестной одежды: шелковых платьев, бархатных брючек, ажурных чулок. Георгий Иванович привез ей из командировки заколки-автоматы, каких не было ни у кого в школе. У девочки появились немецкий пенал, цветные ластики и набор настоящих фломастеров. В глазах других ребят, только не в своих собственных, она выглядела теперь богачкой. Но Машенька знала, что красивые вещи ей дали добрые люди из милости, и если они захотят, то в любой момент могут выставить ее за порог вместе с матерью, и тогда она вернется к своим ситцевым платьям и туфлям из кожзаменителя. Во всяком случае, каждый вечер она вынуждена была возвращаться в свой убогий быт: в квартирку с простой мебелью, к сестре и братьям, щеголявшим в обносках, к отцу, пившему горькую и ненавидевшему за это весь свет. Ей претила грубая простота нравов, матерные слова и звон бутылок. Она не хотела, чтобы ее будущий муж харкал угольной пылью, а одеколон употреблял исключительно внутрь. Ей нравились дорогие наряды, роскошная обстановка, и она искренне считала, что принадлежит этому богатому миру, но никак не тому, в котором ей по нелепости случая пришлось жить. Ведь не зря же природа наградила ее такой блистательной внешностью? Уж точно не для того, чтобы она подавала тарелки рабочим в заводской столовой!
Хозяева только вздыхали, отправляя каждый вечер девочку на ночлег домой. Она выглядела такой несчастной! Нина осторожно поинтересовалась у матери, будет ли она возражать, если они оборудуют для Маши отдельную комнату, обставят ее детской мебелью, но Валентина ответила категорическим отказом:
– Мы хоть люди бедные, но гордые! Да и ни к чему девочке привыкать к роскоши. Все равно ведь она будет жить не богаче нас.
Эти слова произвели в душе Машеньки настоящее землетрясение. Она дала себе слово, что выберется из ужасной нищеты, чего бы ей это ни стоило. Но вначале ей нужно было закрепиться в семье директора шахты на правах домашней любимицы.
Машенька научилась готовить, причем, испытывая отвращение к простой «рабочей» пище с неизменными котлетами и макаронами, она стала отдавать предпочтение легким салатам, диетическим супам. Она овладела пятнадцатью способами приготовления мяса. Ее маленькие ручки без устали что-то взбивали, смешивали, шинковали. Нина и Георгий считали, что девочка старается ради них, пытаясь отблагодарить их за ласку и заботу, но они ошибались. Машенька делала все это ради себя, вернее, ради своего будущего, ждать которого, по ее мнению, оставалось совсем недолго.
Нина занималась с девочкой, как с собственной дочерью. Она подбирала для нее нужные книги по литературе, истории, знакомила ее с достижениями человечества в области искусства. Она брала ее с собой в короткие поездки для того, чтобы посмотреть вместе новые спектакли, посетить концерты в камерном театре, присутствовать на выставках современных художников. При этом женщина не уставала повторять, что знания дают человеку билет в счастливое будущее. Машенька, уже достигшая пятнадцатилетия, имела на этот счет собственное мнение. Пропуском в будущее она считала счастливое замужество, а вовсе не тонны пыльных книг, содержанием которых, по советам Нины, она должна была забивать себе голову. Слушая симфоническую музыку, она откровенно скучала, рассматривая в основном наряды дам. Прогуливаясь по выставочным залам, она почти не обращала внимания на картины, зато во все глаза смотрела на присутствующих там представителей богемы. Ей было интересно все: как они одеваются, как ведут себя, что говорят и над чем смеются. Она представляла себя в будущем расхаживающей среди всех этих людей в роскошном платье и накидке из лисицы, с обязательным бокалом шампанского в руках. Она даже репетировала тот жест, каким она будет лениво указывать на особо понравившиеся ей полотна. Разумеется, она даже не снимет с рук перчатки. Они будут особые: черные, атласные, до локтя, а на указательный палец она наденет кольцо с крупным бриллиантом…
– О чем ты думаешь, ради всего святого? – спрашивала ее Нина, загадочно улыбаясь. – За последние несколько минут ты разыграла передо мной целую пантомиму! Вначале прислушалась, словно тебе шепнули на ухо забавное словцо, затем улыбнулась, приблизив к губам воображаемый бокал. По-моему, ты даже из него отхлебнула, а потом указала пальцем куда-то в сторону нашего шофера.