Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

«Веди себя прилично», — прозвучало вдруг, но не с небес. Рядом. Я положил обе ладони перед собой и покосился слегка налево, на голос. Это был мужчинка, прилизанный, аскетически худой. В каскетке и с тоской в глазах. Ну вот, то лесбиянки, то… Я не слыхал, чтобы «Голова» была каким-то специальным местом. Но я же не слежу, у них, может, съезд какой-нибудь…

— Не дают нам выпить, да, дружище? — мужчинка скосил взгляд куда-то на коленку. «Мряу…» — отозвалась коленка, и незнакомец вытащил на свет божий кота серой масти.

— Ему вроде хватит, — я не сдержался и прыснул. Кот скользил лапами по ноге хозяина и валился на спину.

— Это Ассистент. А я Виталий Синоба, малый театр «Островок». Видели нас?

— Нет.

— Два дня в Колодце. Ассистент играл сегодня Бессона, «Диалог животных» — устал, бедный. А они ему выпить не нальют!

— Ну, ясно. Ты б еще травки ему заказал. Цирк, да и только.

— Нет, — возразил Синоба. — В цирке дрессированные. А он актер. Дома его все знают, уважают… А ты — не местный?

— Тутошный, — я вложил весь свой жаргонный акцент в одно слово.

— Все ему удивляются, — проговорил артист и стал гладить Ассистента против шерсти. Животное корчилось, однако терпело. — Он залом владеет — я так не могу. Золота мне дай, сколько он весит — не возьму. Ты приходи на нас посмотреть. У нас Шекспир завтра, только не помню что — «Отелло» или другое… забыл. Ассистент, правда, там не играет, но мы не хуже. Ты сам-то актер?

Я отделался гримасой.

— Народ здесь… ух, захватывается. Дома ни за что такого не достигнешь. При…

Он вдруг изменился в лице. Схватил Ассистента и спрятал за спину, палец сунул в пасть, чтобы кот не мяукал. К нам подскочил какой-то смуглый, маленький, в рубахе пузырем, а между ним и Синобой вломилась крупная дама. Растопырила руки. Стало тесно, и я тихонько отъехал со своей табуреткой. Смуглый придушенно заклекотал, дама топнула ногой. «Дездемона…» — тоненько подал голос невидимый Синоба. Он ловко прятался за этой Дездемоной — было за чем! Смуглый бесился. Лесбиянки хохотали и хлопали ладошками по бедрам, да и мне было смешно. Синоба вдруг заорал — видно, Ассистент его укусил или выпустил когти. Ему ответил хлопок. «Кто стрелял?» — крикнул бармен и поперхнулся. На нас сыпалось конфетти. Толстуха пошатнулась и стала рушиться, но ее подхватил смуглый и вынес вон на руках. Здоровый, однако — в Дездемоне-то не меньше ста кило! Синобу и кота я потерял из виду. Ну и типы!

Официант смахнул конфетти на костяной поднос.

— Ваше, господин, — и отдал мне бумажного «голубка» из почты. Откуда птичка прилетела? Я развернул, посматривая по сторонам. Никто не глядел на меня, чье же это?

Внутри оригами было отпечатано имя: Кватепаль. Квапаль — в скобках.

…Точно, была опять ночь. Следующая уже, от той еще вчера ничего не осталось. Если не считать тупой боли в печенке. Чего этот бармен мне намешал? Я опустил котов играющих, лесбиянок, Бога Травы и каких-то занозных ламангаров в пригоршни с артезианской водой — и чуть не поперхнулся насмерть. Засмеялся, вспомнив, как Декан проводил семинар о рациональной морали. «Люди вашего склада, — вещал он, — пьют много и мешают всякую дрянь, но только в кино. Вам известны другие, утвержденные фирмой и усвоенные, я полагаю, методы избежания стресса…» При этом он посмотрел на своего фиксированного слушателя, а им был я. Я практиковал тогда как бы нечаянное попадание под начальственный взор. И, просекая мысленный вопрос, отчеканил: «Так точно, господин наставник, что касается меня — только водка!» Тьфу, водку в Теночтитлане пить невозможно.

Когда я вышел в зал, там был мир и согласие. На столе у меня, правда, кричала замечаниями «Аналитическая Геометрия». Живописно разорванные снимки адептов Саджа Замзам прилагались. Адепты, гормонально нестойкие, приобщились универсальных сил природы с трех самых высоких вертолетных площадок в центре… Поодиночке и парами, а также интригующими группами по пять-шесть человек. Анализа, то есть отдельных частей человеческого тела, равно как и геометрии, в смысле покрытия подплощадочного грунта этими разъятыми телами, было в достатке. Беглый взгляд на первую страницу дал мне понять, что Кочет не видит в происшедшем никакой мистической игры сил, а хочет, чтобы было страшно и с моралью. Отдам Куц-Тхапан, моралью у нас ведает она. А снимки… Что же, Папаутам как был полицейским фотографом… Мадам Квиах надо было попросить, но мы же с ней в ссоре.

— Доброй ночи!

Я как раз выбрасывал клочки снимков, — получилась достойная пауза. Катерина, грызя огромное яблоко, пристроилась на краю стола. Казалась немного усталой, но в целом — ого-го! Все, бывшие на местах, ей улыбались, даже Квиах. Проходившие мимо — заглядывали, не изобретая особых поводов.

— Да, доброй и тебе. Как дела?

— Отлично. Знаешь, я его видела. Это не он.

— Кого? Кто не он?

— Твоего чудесника. Кчун Шика.

— А…

— Что-то ты вяло реагируешь…

— А должен? Бог с ним. Ты, значит, где-то была?

— В шоу ольмеков.

— Ничего себе! Недешевое удовольствие.