Аэроплан для победителя

Конечно же, Лабрюйер понимал, что преступник так просто не сдастся, и был готов стрелять куда придется, лишь бы обезвредить его. Убивать он не имел права – мерзкую скотину следовало взять живой и допросить о всех подвигах. К тому же вытаскивать труп из башенки – непростая задача, и если это проделывать среди бела дня – сбегутся зеваки. Фрау Бауэр, хозяйка дачи, была симпатична Лабрюйеру, и он не хотел портить почтенной даме репутацию. Хоть она ни в чем не виновата, но сплетня может причинить ей ущерб: будущим летом будет трудно найти дачников. Что такое безупречная репутация в немецком стиле, Лабрюйер знал с детства.

– Дитрихс, сдавайся… – прошептал он, уже с фонариком наготове. Очень не хотелось, чтобы голос в решающую минуту сорвался на хрип, сип или же преподнес какую-то словесную околесицу.

Луч света ударил в нутро башенки, но выкрикнуть великолепные слова Лабрюйер не успел.

Его оглушил пронзительный визг.

Енисеев, будь он хоть трижды убийцей и четырежды Дитрихсом, так визжать не мог.

В ответ на вопль с разных сторон зазвенели перепуганные голоса, немецкие и русские:

– Пожар! Горим! Пауль, телефонируй в пожарную команду! Бетти, выноси Клерхен! Наташка, дура, сперва – чемодан! По-мо-ги-те-е-е!!!

Только в башенке было тихо. Да распластавшийся на крутой крыше Лабрюйер молчал – даже не как плывущая в воде рыба, а как копченая, потому что чуть ли не минуту обходился без дыхания.

Фонарь он выключил не сразу – настолько ошалел.

Мужская дача тоже переполошилась. Кокшаров в одних кальсонах выскочил во двор, громко крикнул, чтобы услышали на дамской даче:

– Лариса! Это вы загорелись?

– Это вы загорелись! – зычно отвечала Эстергази. – У вас кричали!

Лабрюйер вовсе не желал, чтобы Кокшаров и артисты обнаружили его на крыше. К тому же он сообразил, кто засел в башенке. Ухватившись левой рукой за край оконной рамы, а из правой не выпуская револьвер, он втащил себя вовнутрь и с большим трудом, опершись о пол, не рухнул головой вниз, а весьма аккуратно вполз и даже извернулся, чтобы не задеть Танюшу.

– Это я, Тамарочка, не бойтесь, – сказал он.

– Боже мой, Александр Иванович! Как славно! Вы нашли меня! Но как?

– Я принял вас за крысу.

– Ну, благодарствую!

– Тамарочка, расскажите мне теперь подробно – кто стрелял, почему стрелял, кто за вами гнался…

– Сейчас, сейчас…

Выслушав эту странную историю, Лабрюйер задумался.

– Значит, авто, которое пыталось въехать во двор, вскоре появилось на ипподроме?

– Я не уверена, что это – то же самое, я же в них не разбираюсь. Но очень похожее.

– Если я покажу вам картинки с автомобилями, вы сможете его опознать?

– Ну… я, конечно, постараюсь… А где вы возьмете картинки?

– В газетах. Наша пресса совсем рехнулась – целые полосы отводит под рекламу. Такое рекламируют – в приличном обществе не выговорить, – сердито ответил Лабрюйер.

Трех дней не прошло, как пара комиков, Стрельский с Водолеевым, трагическими голосами зачитывали вслух объявления о продаже безупречного слабительного, идеального средства против геморроя и микстуры для увеличения мужской силы.

– Я рекламу автомобилей никогда не смотрю…

– А теперь придется. Разгадка этой загадки, боюсь, на ипподроме… – тут Лабрюйеру на ум пришли странные бумаги из чемодана. – Ч-черт… простите… Тамарочка, помните, вы говорили, как ночью видели там Енисеева? Той самой ночью, когда убили фрау фон Сальтерн?

– Говорила. Но что, если это не Енисеев?

– Он, голубчик! И если авто, которое вы видели утром в Майоренхофе, и то, которое обнаружили потом на ипподроме, одно и то же, то, значит, на нем привезли труп, чтобы подбросить в беседку.

– Боже мой!.. Если бы я знала!..

– А что вы могли сделать?

– Что-что! Я бы этот катафалк пометила!

– Как – пометила?

– Да поцарапала – этого бы хватило! Сальтерн жаловался, что оставил авто на улице буквально на пять минут – а на него прыгнули уличные коты и ободрали когтями.

– И от котов, оказывается, польза бывает…

– Александр Иванович, правда, что он не захотел дать денег на адвоката для Валентиночки?

– Правда.

– А что, если это он все-таки убийца?

– Он не настолько глуп. Тамарочка, вы лучше меня знаете этот проклятый ипподром и его обитателей. Наш убийца как-то загадочно связан с ипподромом. И автомобиль там появился неспроста…

– Но почему они стреляли в меня? Чем я им помешала?

– Я не знаю. Но как-то нужно позаботиться о вашей безопасности. Я поговорю с Кокшаровым. «Прекрасная Елена» пока что отменяется – Аякс-верзила и Леона пропали безвозвратно, когда вернется Селецкая – одному Богу ведомо… да, и Лиодоров! Он ведь так и не появился. Что, если вам, пока вся эта история не раскроется окончательно, пожить хотя бы в Риге? Я бы нашел для вас надежную квартиру.

Тут Лабрюйер вспомнил Панкратьева. Тот бы не только устроил у себя девушку наилучшим образом, но и охранял бы ее со знанием дела.

– Наверно, это будет правильно, – сказала Танюша. – Но все равно страшновато. Вдруг они меня выследят? Вот если бы у меня был револьвер!

– А вы разве умеете стрелять?