Аким согласен с прапорщиком, нужно отходить, шансов никаких нет. Снова залезть под пулемёты и, пока не стих буран, снять мины?
А дальше что? Уничтожить пулемёты и прыгать в траншею? Ну, допустим, они её возьмут, с потерями, но возьмут, пока пыль да песок несёт ветер. Даже и без штурмового взвода. А что дальше?
Сколько их останется в строю? А перед ними снова будут минные поля, новые пулемёты и новые траншеи, кем их брать? Некем будет их брать, останется только дождаться контратаки и погибнуть всем в эти только что взятых траншеях. Полечь там, как в братской могиле.
Нет, нужно отходить и перегруппироваться, взять подкрепление и снова сюда прийти. Аким это прекрасно понимал и был согласен с прапорщиком, когда тот начал говорить, вернее, орать:
– Казаки и бойцы, думаю, что нужно будет отойти к танку и попытаться найти взвод тяжёлой пехоты, что шёл за нами. Радист попытается их вызвать.
– Нет, – орёт Селиванов, радист первого взвода. – Нельзя, выйдем в эфир – сразу накроют, сигнал спрятать негде, ни скалы, ни оврага, сразу запеленгуют, мы тут как на ладони. Надо отходить к БТРам, на исходные, оттуда можно будет выйти на связь. Там экран от скал.
– Да, наверное, так и сделаем, – кричит прапорщик. – Если наш подсотенный не вернётся. Аким, куда они ушли?
– На восток. – Саблин указывает рукой.
– Если через пять минут не появятся, отходим. – Командует Михеенко. – Нужно будет за ними группу отправить. Поискать их с Юркой.
Аким понимает, что это неправильно, не должны они отходить, но сидеть тут, глотать пыль и ждать, что одна из пулемётных пуль рано или поздно прилетит в тебя, ему точно не хотелось. Ну, а раз есть приказ – значит, он его выполнит.
– Охотники пойти искать Колышева и Червоненко есть? – Продолжает кричать прапорщик, а сам, даже не скрываясь, смотрит на Саблина.
Конечно, Аким пойдёт искать их, но не столько подсотенного, сколько бестолкового и болтливого своего дружка Червоненко.
– Я пойду, – говорит он.
– Ну и я тогда, – говорит Сашка Карачевский.
Саблин ему благодарен, хотя и не говорит о том.
– Хорошо, тогда лучше сейчас начинайте, а то буран закончится ещё. Тогда под пулемётами придётся искать их.
Только вот искать казачьего офицера и минёра Червоненко им не пришлось.
Они пришли не с востока, а с юга, Колышев был собран и доловит:
– Мы всё нашли, всё зафиксировали, – он говорил так, что все надежды казаков и солдат на отступление сразу улетучились. – Саблин!
– Тут, – откликнулся Саблин.
– Идёшь к своему другу.
– Это к какому ещё другу? – Удивлялся Аким.
– К танкисту, он тебя уже знает, будешь моим связным, я буду давать тебе данные, ты передавать их танкисту, он будет стрелять. Я на связь выхожу, ты – нет, предаёшь координаты вживую. – Орал подсотенный. – Первая цель – пулемёт на востоке. Там просто огневая точка, как глушим её, сержант, слышите меня?
Минёр его слышит:
– Так точно.
– Как только подавим пулемёт на востоке, вы со своими людьми идёте и снимаете мины, сразу по моей команде идёте, ясно?
– Есть, по команде снимать мины. – Отвечает сержант.
– Саблин, а вы с танкистом и со мной занимаемся дотом, на юге дот, нам надо будет заткнуть его быстро и дать сапёрам работать.
– Есть, – ответил Саблин.
– Казаки, идёте с интервалом в тридцать метров за сапёрами, как только они снимают мины, идёте в траншеи, я надеюсь, что пойду туда с вами. Сразу рывком, пока танк будет бить, доходите до траншей и сразу в гранты. Как умеете. Вопросы?
Под конец этой речи он уже охрип от крика, и на последнем слове голос у него уже сорвался.
– Господин подсотенный, – начал прапорщик Михеенко.– Может, радиста отправим огонь корректировать?
– Нет, – пытается орать офицер, – меня учили корректировать огонь, а радиста нет. Он сейчас в буране и не найдёт места для наблюдения, а я там только что был. Нет, сам пойду, один.
Одни он пойдёт. Никогда за Колышевым такого не водилось. Никогда не стремился он на передовую, а тут сам на рожон лезет на опасное дело. Как выйдет в эфир, так по нему сразу начнут миномёты бить. Ну, допустим, поначалу на ветер надежда есть, что мину точно при таком ветре не бросить миномётчикам, но если он так и будет в эфире висеть, они прицелятся, найдут его, возьмут с коррекцией и накроют. А он всё равно сам хочет идти и один.
Отчего это. Почему так готов рисковать, неужели дела у нас так плохи? Неужели и вправду так нужен этот Аэропорт, что этот нелюбимый в сотне офицер готов лезть в самое опасное место?
Аким, честно говоря, этого не понимал. Но и ему, Саблину, Колышев тоже не самое безопасное задание дал. Как только танк начнёт работать, так его тоже засекут. И через тридцать секунд, ну, через шестьдесят, танку ответят, и прилетят ему не мины, нет, в танк полетят «двухсот десятые чемоданы».
– Вопросов нет, полагаю, что задача ясна. – Орёт Колышев, он подходит к Акиму и вдруг кладёт ему руку на плечи, как лучшему другу, и говорит негромко, так что Аким едва слышит: – Я на вас надеюсь, товарищ Саблин, жизнь людей будет завесить от нас с вами.
– Принято, – говорит Аким.
Ему это всё не нравиться, но разве тут откажешься?