Аэропорт. КДП

Только пошли, только прошли один поворот, как метрах в тридцати дальше по траншее заработал пулемёт. Бьёт по полю. По тем последним сапёрам, что ещё идут к окопам. Его выхлоп и звук, хорошо видны и слышны.

– Володя, докинешь?

– Кидаю.

– Две.

– Принято, две.

Одна за другой две гранаты летят к пулемёту. Хлопок, пулемёт замолк, ещё один хлопок.

Володька хорошо работает с ручными гранатами. Они быстро идут по траншее, на ходу влепили выскочившему на них случайно китайцу две порции картечи. Не убили, он упал на землю, выронил оружие и быстро пополз в узкий ход сообщения, догонять его не стали, нужно было решить дело с пулемётом.

А с пулемётом дело решать не пришлось, они немного завязли у ближайшего блиндажа, пришлось выкуривать из него одного упрямого китайского солдата, а пулемёт так и не заработал, когда они до него добрались, высинилось, что его электроника разбита взрывом гранаты, а пулемётчики ушли. Вскоре бой перешёл короткие на стычки с не успевшими сбежать китайцами. И когда солнце выплыло из-за барханов и утёсов полностью. Траншея была взята. С потерями, но взята.

Они с Володькой осматривали нехитрые вещи китайских солдат в самом западном блиндаже, в конце траншеи. С ними были Тарасов и Чагылысов, когда пришёл Кульчий и сказал:

– Саблин, тебя Колышев ищет, ступай к нему.

Карачевский пошёл с ним. Броня офицера совсем не так крепка, как броня штурмовика. Какого чёрта Колышев попёрся первым: из глупой бравады или чтобы воодушевить бойцов? Не понятно. Но вот то, что он получил две пули в грудь – это был факт. И щит у него, вроде, был, и знал он, как им пользоваться, а две дыры в кирасе и груди заработал.

Медики, сапёр и Карпович стащили его в траншею, уже разбирали броню, чтобы добраться до ран, подбородок у него в крови, а он всё не мог успокоиться:

– Саблин, Сергеев, – говорил он, делая паузы между словами, – у нас всё вышло, видите.

Он замолчал, сделал пару вздохов и продолжил:

– Всё получилось, только вот останавливаться нам никак нельзя, понимаете.

Снова пауза.

– Сейчас китайцы очухаются, нагонят солдат на утёс, часа не пройдет, как там их целая рота будет.

Он жестом поманил Акима к себе и сказал негромко:

– Саблин, надо брать КДП.

Аким опешил.

– Да не смотри ты на меня так, – вдруг зло и на «ты» произнёс Колышев. – Пойми, у них в штабе сейчас сумбур, неразбериха, они не знают, сколько нас, где мы, что будем делать дальше. Как разберутся, так всё, сразу погонят на утёс солдат, а может, и контратакуют. И ждать подкрепления времени нет. Когда оно подойдет, мы отсюда сдвинуться не сможем. Из траншеи не вылезем. Саблин, надо брать КДП сейчас, с теми людьми, что есть. Хотя бы попытаться. Слышишь?

Он говорил негромко, с последними его словами изо рта у него стали вылетать маленькие розовые капли. Оставаться на губе, на подбородке. Он тяжело дышал, ему мешали медики, которые снимали с него горжет и наплечники, но он продолжал говорить:

– Райков ранен в ногу, вы с сапёром последние командиры. Собери последних штурмовиков, попытаетесь дойти до КДП. Слышишь?

Нужно его взять, взять утёс. Если сегодня не сможем, Аэропорта нам больше не видать. А от него до твоих любимых болот рукой подать, полгода не пройдет, как ты китайцев на своих болотах увидишь.

Аким смотрел, как медики стягивают с Колышева «кольчугу», как начинают обрабатывать его раны, но не знал, чего бы ему больше хотелось: что бы этот человек выжил или умер прямо сейчас.

– У нас и гранат-то почти не осталось, – это всё, что нашёлся сказать в ответ.

– Соберите всё, что есть, по блиндажам, у китайцев мёртвых посмотрите, всё соберите, осмотритесь и начинайте, не тяните, у нас нет времени на раскачку. – Сипел Колышев, а крови на его подбородке было всё больше.

– Есть, – только и смог сказать Аким.

Они с серженом Сергеевым пошли собираться людей.

Из штурмовых осталось в строю четверо. Он, Карачевский, Кульчий и Тарасов. Семенов получил контузию и, кажется, нелегкую. Пока все остальные, под руководством сержанта, собирали гаранты, какие только могли найти, штурмовики собрались у западного конца траншей. Выглядывали из неё, смотрели на этот чёртов КДП, который им предстояло брать.

– Ну, что скажите? – Спросил Саблин.

Контрольно Диспетчерский Пункт аэропорта – бетонный блок без окон. Если раньше тут и была дверь, так её, наверное, заделали. Из блока поднимается двадцатиметровая вышка, на самом верху которой находились большие окна. Наверное, только по этой башне можно подняться на песчаный утёс. Вся остальная скала – сплошная отвесная стена. А в нижнем блоке прорублены две длинных пулемётных амбразуры. Но они расположены строго на запад и строго на юг, из траншеи, с северо-востока, можно было бы спокойно подойти, если бы не четыре прорубленные в бетонной стене бойницы. С востока блок был защищён двумя рядами траншей, которые казаки с сапёрами уже взяли.

– А дверь-то где? – Спросил Володя Карачевский, спускаясь вниз.

– Нету, – сказал Кульчий сидя внизу и докуривая сигаретку.

Он уже всё отсмотрел раньше.

– В «сундуке» у тебя, – сказал Тарасов, намекая на брикет взрывчатки, тоже прячась в окоп.