– Ты понимаешь, какие перспективы это перед тобой открывает. К совершеннолетию твоя магическая мощь достигнет апогея, и те, кто танцует сейчас на балах, придут именно к тебе.
Виттельсбах нахмурился.
– Это ещё зачем?
Майдель забегал вокруг приятеля, а потом снова кинулся на траву. Лёжа на животе и глядя в лицо Конраду, он развивал свою мысль:
– Теперешнему русскому дуксу «Серви ноктис» сто шесть лет. Я слышал, старик сильно сдал. Ещё год-другой, и его не станет. Тогда всё магическое сообщество обратится к сильнейшему. А это… кто? И у тебя есть ещё и то преимущество, что ты являешься потомком королей, а не простым дворянином. Власть может перейти к… кому? Понимаешь?
Собеседник помрачнел ещё больше.
– Вольфи, я не хочу никакой власти! В свете последних событий даже упоминания о моём происхождении стали меня раздражать. Кроме того, «Серви ноктис» меня не привлекает. Я не хочу входить туда, ясно?
Майдель разинул рот.
– Ты хочешь связаться с филиями – этими слюнтяями, которые не могут поднять руку на человека даже когда их убивают? Вот уж выбор так выбор, ничего не скажешь!
Конрад поймал прыгнувшего ему на запястье зелёного кузнечика и осторожно посадил того на травинку, любуясь изящным созданием.
– Я, вообще, не желаю ввязываться в политику, Вольф, мне равно претят как жестокость, так и пацифизм. Лучше уж стать инквиетумом. Я хочу жить обычной жизнью: жениться на Гизеле, воспитывать и учить детей, любоваться вот этой красотой….
Он развёл руки в стороны, словно пытаясь заключить в объятия всё, что их окружало.
– А оградить себя и семью от опасности я сумею всегда.
Взгляд Майделя похолодел. Кулак его опустился на замершего кузнечика, превратив несчастное существо в липкое месиво.
– Вот как надо бороться за своё место в мире! – заорал он так, что близ юношей полегла трава. – Ты не сможешь никого защитить, если у тебя не будет желания ударить! Имея возможность стать великим, ты хочешь отказаться от исторической миссии ради романтических бредней…
И язвительно подчеркнул:
– Твоя
Взвившись, Конрад что-то пробормотал сквозь зубы, и Вольф почувствовал, что не может шевельнуть ни одним членом: приятель наложил на него заклятие обездвиживания.
– Не смей делать такого при мне, – угрожающе процедил тот, показывая на останки насекомого. – И возвращаться к этому разговору тоже не вздумай. Я поделился с тобой своими планами, всё будет так, как я сказал, и даже не пытайся меня переубедить.
Майдель рухнул в траву, со страхом и изумлением глядя на друга, выпрямившегося во весь свой двухметровый рост и взирающего на него сверху вниз. Внезапно он почувствовал себя тем самым кузнечиком, над которым навис огромный кулак. Поёжившись от непривычного ощущения, маг примирительно сказал:
– Ну, прости меня, Кон! Я перегнул палку. Не хочешь, как хочешь, дело твоё.
Виттельсбах расслабился и сел рядом.
– Я люблю тебя, Вольфи, и меня тревожит твоя нередко неоправданная жестокость. Детство у тебя было несладким, я понимаю, но, поверь, и моё меня не баловало. Оставь ты мысли о власти и наслаждайся жизнью.
Визави покачал головой.
– Каждому своё, Конрад.
Неподалёку прозвучал девичий смех, и Майдель перевёл разговор на другое:
– Мне кажется, что Гизела с Хорстом уже собрали все ромашки на лугу и даже успели погадать на любовь, – хитро улыбнувшись, сказал он.
Друг встревожился.
– И верно, пожалуй, они слишком долго остаются наедине.
– Ревнуешь? – лукаво спросил Вольф.
– Не то чтобы, – смутился Виттельсбах, – но всё же как-то неспокойно.
– Ну, тогда пошли к ним.
И мальчики, вскочив, наперегонки побежали на звук весёлых голосов.
Память вырвала колдуна из этой грёзы и перенесла на два года вперёд в совершенно иное место. В столь болезненном состоянии чародею мог бы привидеться кошмар, но воспоминание оказалось не таким уж плохим – всего лишь отрывок из незначительного, давно прожитого дня.
Зал был залит светом и шумел, словно морские волны. Щебетали дамы, наряженные в вечерние платья от лучших кутюрье мира, беседовали о своём мужчины. Все ждали появления главной фигуры – хозяина сегодняшнего вечера, наследника Габсбургской ветви с супругой.
На приёме присутствовали отец и сын Виттельсбахи. Конрад мучился от дискомфорта, порождаемого классическим костюмом и прочими аксессуарами. Гораздо уютнее он чувствовал бы себя в обычном одеянии – рубашке, брюках и привычном уже плаще. Но светское сборище вряд ли по достоинству оценило бы такой наряд, поэтому приходилось терпеть. Неловкость усиливалась тем, что молодой маг-воин до сих пор не имел понятия, как себя вести, и боялся совершить промах.