Афанасий Фет

Время с конца февраля по конец июля 1857 года Фет провёл в Москве. Больница, в которую поместили Надежду, была хорошая; посещения брата раздражали больную, вызывали приступы гнева, поэтому визиты к ней были редки. Подавляющую часть времени Фет был свободен и мог делать, что хотел. У него были средства — небольшие, но достаточные для одинокой и непритязательной жизни. Отпуск ещё продолжался, так что можно было не торопиться порывать со ставшей бесполезной военной службой и одновременно более полно отдаться литературе. Он много писал, по установившейся привычке отдавая стихи с равным энтузиазмом в конфликтующие «Современник» и «Библиотеку для чтения», руководствуясь исключительно размером предлагаемого гонорара. Поскольку журналы эти выходили в Петербурге, ему несколько раз приходилось приезжать в Северную столицу, где его семейные обстоятельства вызывали всеобщее сочувствие, зато финансовые запросы уже начинали казаться чрезмерно высокими редакции «Современника», превратившегося в это время в орган «гоголевского направления». 26 июня 1857 года Панаев писал Боткину: «Кстати о Фете. Он повысил себя в цене, требует по 25 р[ублей] за стихотворение, — я полагаю, что это напрасно. — Бедный Фет возится с несчастной сестрой своей, — он грустен и всё ругает. — Был он два раза в Петербурге, — мы с ним виделись часто»³²⁴.

Литературная жизнь в это время была сосредоточена отнюдь не только в Петербурге. Москву нельзя было считать культурной и интеллектуальной провинцией. Правда, пока Фет находился за границей, закрылся «Москвитянин», даже не выдав всех номеров за 1856 год (впрочем, поэт в нём давно не печатался). Однако в то же время в старой столице на небосводе журналистики взошло новое светило — «Русский вестник», который с начала 1856 года, воспользовавшись либеральным климатом в стране, начал издавать Михаил Никифорович Катков сначала вместе с Евгением Фёдоровичем Коршем, а после разрыва с ним — с Павлом Михайловичем Леонтьевым. Задумывавшийся как издание центристское, либеральное, даже оппозиционное (Катков был когда-то профессором Московского университета и молодым другом Белинского и Герцена), но при этом избегающее «перегибов» Чернышевского и всё прибывавшего числа его последователей, новый журнал был встречен образованной публикой с большим энтузиазмом. Скоро он зарекомендовал себя изданием солидным и даже блестящим, не только став в литературе действительно серьёзной силой, но и давая Москве возможность соперничать с новой столицей за роль литературного и идейного центра русской жизни.

Фет сблизился с издателями «Русского вестника», часто бывал у них и вскоре (с лета 1857 года) начал там печататься. Каткову требования поэта не казались завышенными; для журнала, только ещё боровшегося за репутацию ведущего литературного издания, сотрудничество с поэтом уже несомненно «знаменитым» представлялось очень полезным. 18 мая 1857 года Фет сообщил Боткину: «Дружинину скажите, что я буду давать в Библиотеку стихов, но на них курс возвысится. Катков мне платит по 25 р. за стихотворение, сколько бы я их ни писал. Но если Дружинин найдёт это дорогим, то ему я могу давать и на прежних условиях»³²⁵. Отношения с Катковым у Фета будут долгими и трудными — и в это время, и позднее они не станут безусловными единомышленниками, и их расхождения приведут к серьёзным конфликтам. Михаил Никифорович имел характер жёсткий, деспотичный, не терпел, когда оспаривали его мнение. Тем не менее именно «Русский вестник» долгое время будет литературным прибежищем Фета — у его издателя, в отличие от редакторов «Современника» и подобных ему печатных органов, не возникнет эстетических разногласий с поэтом, и будущий реакционер всегда станет охотно брать фетовские стихи.

С Катковым и Леонтьевым Фет познакомился при посредничестве той литературной компании, которую застал в Москве. Состояла она из литераторов, уже имевших или снискавших в ближайшем будущем репутацию «реакционеров» и консерваторов. К первым относилась, например, пожелавшая познакомиться с Фетом графиня Ростопчина, только что сочинившая комедию-памфлет «Возврат Чацкого в Москву», в которой резко нападала на «новых людей», подобных Чернышевскому; ко вторым — начальник жандармского дивизиона Николаевской железной дороги Степан Степанович Громека, вскоре ставший одним из ближайших приятелей поэта. Этот в будущем едва ли не самый одиозный публицист «Русского вестника», вопреки совсем не поэтической должности, представлял собой, по мнению Фета, «умного, талантливого и пылкого энтузиаста». «Он сам когда-то во время оно писал стихи и был до болезненности чуток на всё эстетическое»³²⁶ — так характеризует поэт этого яркого, но сейчас забытого персонажа литературной сцены 1860-х годов, нового горячего поклонника своей музы.