Афанасий Фет

Болезненная наследственность Шарлотты в большинстве случаев оказалась сильнее факторов, которые могли бы ей противостоять. Следующей её жертвой стал Пётр Афанасьевич, у которого безумие приняло трагикомический и по-своему «исторический» характер. Будучи в гостях у Фета, он в какой-то момент, стоя на коленях, умолил его купить за полцены (за 70 тысяч рублей, не считая уплаты восьми тысяч рублей накопившихся недоимок) доставшееся ему по наследству имение Грайворонка. Фет вместе с верным Постом занимался делами имения, в котором сразу после продажи сгорели постройки, выплачивал жалованье многочисленной и совершенно бесполезной прислуге, налаживал хозяйство, запущенное легкомысленным братом (но большим любителем и знатоком лошадей, не раз оказывавшим услуги по этой части Льву Толстому), поселившимся в Степановке, где для него специально возвели удобную пристройку, и пытался вместе с Марией Петровной удержать его от пустых трат. Вскоре Петром овладела новая идея.

Летом 1875 года в Боснии и Герцеговине, находившейся под властью Османской империи, вспыхнуло антитурецкое восстание, поначалу развивавшееся весьма успешно. Эти события вызвали широкий отклик в России, где пресса подробно освещала происходящее и по большей части выражала сочувствие восставшим. В обществе усиливались панславистские настроения, раздавались призывы оказывать помощь угнетённым братьям-славянам. Фет ни тогда, ни впоследствии, когда события стали приобретать всё более драматический характер (в 1876 году началось восстание в Болгарии, жестоко подавленное турками с многочисленными жертвами среди мирного населения, и Россия из-за этого оказалась втянута в кровопролитную Русско-турецкую войну), не испытывал никакого патриотического порыва и выражал презрение и раздражение по отношению к происходившему. «Я считал Сербию каким-то горячечным бредом географии»^{503}, — писал он и демонстративно ограничивал свой интерес к войне исполнением официальных обязанностей, например по поставке лошадей для армии.

На воображение же чувствительного, отзывчивого и, очевидно, психически неуравновешенного Петра Афанасьевича волна известий из славянских земель подействовала быстро и неотразимо: «Между тем брат чрезвычайно заинтересовался движением в Герцеговине и Черногории против турок». Интерес быстро перерос в желание принять участие в событиях, и 3 ноября 1875 года Пётр с 300 рублями и совсем скромным багажом — то ли тайно, то ли всё-таки известив брата и его семью — отправился воевать в «славянские земли», где его следы временно затерялись. Однако в феврале 1876 года Фет получил конверт с печатью канцелярии Варшавского генерал-губернатора. В бумаге, вспоминал Фет, говорилось, что «содержащийся в местах заключения, по неимению письменного вида, молодой человек, называя себя дворянином Петром Шеншиным, указывает на меня как на родного брата своего, почему канцелярия просит у меня разрешения настоящего дела»^{504}. Все необходимые бумаги, деньги, вещи были собраны, вызволять Петра Афанасьевича в Варшаву отправили бывшего гувернёра, к которому он благоволил, в сопровождении расторопного слуги. Благодаря стараниям родственников беглец, действительно побывавший в Боснии и даже видевший вождей восставших, в скором времени снова водворился в Степановке, в пристройке, возведение которой к тому времени было завершено.

Некоторое время Пётр Афанасьевич относительно спокойно жил у брата, занимаясь лошадьми, однако долго усидеть на месте не смог — теперь его тревожили события в Герцеговине. Фет писал Толстому 4 апреля 1876 года: «Брат, взявший у меня 1000 рублей, в моём пальто и фуражке, без белья и платья, а главное паспорта, уехал снова в Герцеговину…»^{505} Некоторое время спустя приятель, которого Пётр Афанасьевич просил быть «передаточным пунктом корреспонденции», сообщил, что «брат купил себе верховую лошадь и испросил… на смотру в Белой Церкви, как милости, у Его Имп[ераторского] Высочества Главнокомандующего дозволения поступить волонтёром в казаки. Таким образом он и поступил в казачий полк рядовым»^{506}.