Афанасий Фет

Наконец походный умывальник был удалён, и Афанасий Иванович, к немалой отраде, облёкся в лёгкий парусинный халат. Стол покрылся свежею салфеткою, и на нём появился кипящий самовар, серебряные ножи и вилки и несколько аккуратно свёрнутых пакетов, в которых оказались: индейка, язык, ватрушки и пакетик с солью. Хотя Афанасий Иванович не имел привычки есть вечером, но Пульхерия Ивановна нарезала таких привлекательных кусков маслянистого языка, что он сделал ему небольшую честь»^{616}.

И в письмах близким, особенно тем, кто был моложе его, Фет говорит о себе как о старике, которому остаётся только дожить отмеренный ему срок. Всё больше мучают болезни. Глаза плохо видели и болели, заниматься письменной работой он мог только два часа в день; все письма его написаны секретаршей Екатериной Владимировной Фёдоровой, сам он приписывал только две-три строки в конце. Читать книги он тоже практически не мог — слушал. Особенно мучила астма. Ещё в 1885 году Фет из-за неё отказался от пристрастия к курению, но это дало только временное облегчение. Поэт постоянно жаловался на тяжёлые приступы удушья, одышку, практически не дававшую возможность ходить пешком; в Воробьёвке он передвигался по усадьбе на тележке, запряжённой осликом, а большую часть времени проводил в кабинете за работой или на балконе с подзорной трубой. В скромном домике на Плющихе, куда Феты переезжали каждый год на осень и зиму, жизнь также проходила в четырёх стенах. Переезды и поездки в имения, находившиеся под опекой или в аренде, давались все труднее.

Продолжал редеть круг близких и преданных друзей. 29 мая 1889 года скончался Дмитрий Петрович Боткин. Случилось это неожиданно на глазах Фетов, гостивших в его имении Тихий Хутор. В нём поэт потерял не просто родственника, но одного из наиболее близких и симпатичных ему людей, когда-то горячо приветствовавшего неравный брак своей сестры с поэтом сомнительного достатка и остававшегося до смерти другом семьи, желанным гостем в Степановке и Воробьёвке. В декабре того же года умер в Ментоне другой брат Марии Петровны, знаменитый медик, великий учёный, личный врач царской семьи Сергей Петрович Боткин. Впрочем, он к Фетам-Шеншиным не благоволил, до конца жизни считая, что их брак был совершён по низменному расчёту. 24 мая 1890 года скончался от болезни сердца Иван Петрович Новосильцев, в котором Фет «потерял не только друга, но преданного брата». Фет периодически чувствовал духовное, идейное одиночество: среди преданных людей, которые его окружали, практически не осталось настоящих единомышленников, о чём он не без горечи писал великому князю 4 ноября 1891 года: «Я… не раз пользовался в жизни самою дружескою и беззаветною симпатией, причём я с первых лет ясного самосознания нисколько не менялся. <…> Но все мои друзья пошли в прогресс и стали не только в жизненных, но и в чисто художественных вопросах противниками прежних своих и моих мнений. Понятно, что меня к ним не тянет, так как при всяком новом прикосновении я получаю болезненный электрический толчок, за исключением разве одной личности (имелся в виду Лев Толстой. — М. М.), которая, если и отталкивает, то дружескою рукою»^{617}.

Ощущением, что жизнь прожита, обусловлено обращение поэта к жанру мемуаров. С 1888 года Фет пишет и публикует свои воспоминания. Начинаются они с последних лет службы в уланском полку и знакомства с Тургеневым. Возможно, решение начать с военной службы, а не с детских лет было вызвано желанием сохранить цельность нового образа, писать историю не только поэта, но и камергера. Это многих разочаровало: Полонский писал, что ожидал от книги портретов не уланов, а тех по-настоящему интересных и культурно значимых людей, с которыми Фет был знаком. Разочаровали они и великого князя, также желавшего узнать больше о Фете-лирике, чем о его военной службе и деятельности фермера. Возможно, под влиянием этих упрёков Фет, доведя повествование до юбилея, на что ушло у него два тома, всё-таки обратился к началу жизни. Получилось трёхтомное сочинение, местами правдивое, местами уклончивое, изобилующее как ценными подробностями, деталями, так и умолчаниями, ошибками, субъективными суждениями, а иногда и сведением счетов. Портреты Погодина, Шевырева, Тургенева, Толстого, Боткина, массы других персонажей Фет стремился сделать объективными, подкрепляя их многочисленными письмами, адресованными ему. (У Толстого Фет просил разрешения на публикацию его писем и прочёл графу посвящённые ему фрагменты, использовав это как повод для визита в Ясную Поляну, во время которого пытался наставить нового ересиарха на путь истинный, напомнив, каким свободным от догматизма тот был в молодости). К некоторым знакомым мемуарист был до конца жизни пристрастен и безжалостен, как к Некрасову, о нечистоплотности которого как редактора и литератора никогда не поменял мнения; к некоторым снисходителен, как к Аполлону Григорьеву, о чьих загулах намеренно умалчивал.