Северная Европа, путь через Новгород? Тоже отпадает, потому что в 1456 году московское войско Василия II разорило богатую торговую Старую Руссу, перекрыв пути между Новгородом и Европой. В «землю аглицкую» через северные территории тоже нельзя – в Англии уже несколько лет бушует гражданская Война Алой и Белой розы, по европейским дорогам кочуют толпы беженцев, в лесах прячутся беспощадные разбойники… Отпадает.
В Валахию, через нынешнюю Молдавию (кстати, Афанасий Никитин упоминает эти земли в «Хождении» – возможно, он бывал там во время предыдущих поездок)? Но там тоже кипит война – турки свергают господаря Валахии Влада Цепеша (известного ныне как Дракула) и пытаются, хоть и не так успешно, сделать то же с его молдавским соседом Стефаном Великим. Отпадает.
Может, попробовать пеший маршрут к Волге, через Рязань и Серпухов? Нет, лучше не надо. Серпуховское княжество только что разорено московским войском, князь Василий Ярославич захвачен и отправлен в ссылку. К Москве присоединены Муром, Нижний Новгород и другие окраинные земли Руси. Соответственно, ехать с материальными ценностями в те места – не лучшее бизнес-решение.
Таким образом, единственным более-менее безопасным для торговли маршрутом остается путь в низовья Волги, в богатые мусульманские государства. Тем более что оттуда приходят хорошие новости: в 1459 году основано Астраханское ханство под эгидой бывшего хана Большой Орды (так именовался остаток распавшейся Золотой Орды) Махмуда. И там первым делом устроили «великое татарское торжище», городище Шареный бугор. Выгодное местоположение способствовало налаживанию торговых связей Хаджи-Тархана, будущей Астрахани с Хорезмом, Бухарой, Казанью. На невольничий рынок в Хаджи-Тархан привозились рабы из Крыма, Казани, Ногайской Орды. Установились торговые отношения и с Русью, в Хаджи-Тархан потянулись московские и тверские купцы.
Афанасию было понятно, что деловую поездку лучше не откладывать: в Твери сменилась власть, и начались, скажем так, неприятные брожения, грозящие серьезными последствиями для княжества и его жителей.
После смерти Бориса Александровича тверским князем стал его сын Михаил Борисович, взошедший на престол в восьмилетнем возрасте. Полноценным правителем Михаил по своему малолетству быть не мог. А кто же тогда правил в Твери? О политической активности матери Михаила, великой княгини Настасьи, ничего не известно. Епископ Моисей, которому доверял покойный князь Борис, лишился кафедры и был отправлен «на покой» в Отроч монастырь. Кафедру возглавил бывший до того архимандритом этого же монастыря Геннадий Кожа. А фактическими правителями Твери стали влиятельные тверские бояре, братья Семен и Борис Захариничи. Как и всякие временщики, они старались обеспечить себе гарантии, и поэтому первым делом поспешили убрать Моисея, чтобы завоевать расположение Москвы. Новый епископ Геннадий сразу же отправил послание новому московскому митрополиту Феодосию, сменившему умершего Иону. На самом деле оно было адресовано не митрополиту, а великому князю Василию, который в послании льстиво именовался «господином нашим, великим князем всея Руси». Проще говоря, епископ Кожа «слил» Москве своего сюзерена, князя-отрока.
В 1466 году в Великом Новгороде началась эпидемия моровой язвы, в следующем году (1467) эпидемия добралась до Москвы. Возможно, Афанасий Никитин к тому времени уже отправился в путь – кстати, не исключено, что причиной его поездки было стремление как можно дальше уехать от эпидемии, слухи о которой уже достигли Твери. То есть все последующие события происходили уже в его отсутствие.
А события эти были – увы – весьма тяжелые…
В возрасте 25 лет умерла московская великая княгиня Мария Тверская – и сразу поползли слухи, будто она была отравлена. В летописи сказано, что Мария погибла «от смертного зелья, потому, что тело у нее все распухло». Называли даже предполагаемую отравительницу – Наталью, жену дьяка Алексея Полуектова, которая якобы тайком посылала к бабе-ворожейке пояс великой княгини для «злой ворожбы». Однако зачем ей понадобилось идти на такое злодеяние – остается неясным. Довольно странно повел себя в этом деле и Иван III. Он, судя по всему, не помчался в Москву, чтобы успеть на похороны жены и весьма мягко обошелся с предполагаемыми убийцами. Дьяку запрещено было являться на глаза великому князю, но через шесть лет он был прощен. Как поплатилась сама отравительница – неизвестно.