Соответственно обстоятельствам Марк Апшо, ее адвокат, был в пиджаке и при галстуке. Он заранее позвонил, чтобы организовать встречу без тех драматических событий, которые сопровождали их первый визит. Очевидно, все бумаги оказались в порядке, и их проводили в ту же самую комнату для свиданий, где им пришлось ждать полчаса, пока не привели родителей и брата Золы. Зола снова представила своих друзей и обнялась с матерью.
Все старались сдерживать свои чувства, пока Бо, брат Золы, рассказывал, что они понятия не имеют, когда их отправят на родину. Какой-то служащий сказал им, что СИТК ждет, когда наберется достаточное количество сенегальцев, чтобы заполнить весь чартерный самолет. Рейс стоит дорого, и свободных мест оставаться не должно. Им запомнилась цифра – сто человек, облавы на нелегалов продолжались.
Бо спросил сестру про учебу, и партнеры дружно подтвердили, что с учебой все в порядке. Абду, отец Золы, похлопал ее по руке и сказал: вся семья, мол, гордится тем, что она станет юристом. Зола улыбнулась и подыграла ему. Она дала отцу бумажку, на которой были записаны имя и фамилия дакарского адвоката Диалло Ньянга, и попросила, если только будет возможно, позвонить ей, когда их повезут на самолет. А она тут же перезвонит мистеру Ньянгу, который постарается облегчить им процесс адаптации. Но многое оставалась слишком неопределенным.
Мать Золы Фанта говорила мало. Держа Золу за руку, она сидела опустив голову, печальная и испуганная, говорили в основном мужчины. Спустя минут двадцать Марк и Тодд извинились и вышли в коридор.
Когда свидание закончилось, они вернулись в машину, и Зола сняла хиджаб. Довольно долго, пока они ехали, она молчала, лишь вытирала слезы. Когда они пересекли границу Мэриленда, Тодд остановил машину возле круглосуточного магазина и купил шестерную упаковку пива. Они решили заехать в Мартинсбург и почтить память Горди. На городском кладбище, неподалеку от церкви, они нашли надгробие, недавно установленное на его могиле – земля вокруг была еще свежей.
В воскресенье Марк взял у Тодда машину и поехал домой, в Доувер. Ему требовалось серьезно поговорить с матерью, но настроения общаться с Луи не было. У того ситуация не изменилась, система медленно перемалывала его дело, суд маячил где-то в сентябре.
Когда около одиннадцати Марк приехал домой, Луи еще спал.
– Он обычно встает около полудня, к ленчу, – сказала миссис Фрейзер, разливая по чашкам свежесваренный кофе на кухонном столе. На ней было симпатичное платье, туфли на каблуках, она много улыбалась и явно радовалась приезду любимого сына. На плите томилось жаркое, распространяя вкусный запах.
– Ну, как учеба? – спросила она.
– Мам, как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – отозвался Марк, которому не терпелось поскорей покончить с этим неприятным делом. Он поведал матери печальную историю о смерти Горди и объяснил, как все было ужасно. Из-за этой душевной травмы он решил взять академический отпуск на один семестр и подумать о своем будущем.
– Значит, в мае ты не закончишь Школу? – удивленно спросила она.
– Нет. Мне нужно время, вот и все.
– А что с работой?
– Нет больше никакой работы. Фирма сливается с другой, более крупной, и в процессе слияния меня сократили. В любом случае это была плохая фирма.
– Но мне казалось, ты радовался тому, что нашел там работу.
– Я скорее притворялся, что радуюсь, мама. Сейчас рынок труда очень хилый, и я ухватился за первое же подвернувшееся предложение. Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что дело бы все равно не пошло.
– О господи! Я так надеялась, что ты сможешь помочь Луи после сдачи адвокатского экзамена.
– Боюсь, мама, что Луи ничто уже не поможет. Его прищучили, и впереди – трудные для него времена. Он разговаривал со своим адвокатом?
– Нет, не то чтобы. Ему выделили государственного защитника, но тот все время очень занят. Я так тревожусь за Луи…
Не без оснований, подумал Марк, а вслух сказал:
– Послушай, мама, ты должна собраться с духом и признать тот факт, что Луи посадят. Его засняли на видео в тот момент, когда он пытался продать крэк полицейскому, работавшему под прикрытием. Тут почти невозможно выкрутиться.
– Я знаю, знаю. – Она отпила глоток кофе, едва сдерживая слезы, и постаралась сменить тему: – А что же будет с твоим студенческим долгом?
Она даже представления не имела о том, насколько велик этот долг, и Марк не хотел ей рассказывать.
– Выплату на время отложат. Никаких проблем.
– Понятно. Ну, если не ходишь на занятия, чем ты сейчас занимаешься?
– Подрабатываю там-сям, чаще всего барменом. А ты как? Ты ведь наверняка не сидишь здесь с Луи все дни напролет.
– Нет, конечно. Работаю часть дня в «Крёгере»[38], часть – в «Таргете»[39]. А в свободное время – волонтером в доме престарелых. А когда совсем устаю, хожу в тюрьму, навещаю женщин-заключенных. Тюрьмы ими забиты. Знаешь, почти все эти женщины связаны с наркотиками. Клянусь, наркотики погубят эту страну. Так что, как видишь, дел у меня много, и я стараюсь проводить здесь как можно меньше времени.
– А Луи чем весь день занимается?